Хотя я был уверен, что Ардморская больница как-то замешана в происходящем, упомянуть о ней удалось только в связи с тем, что там работал убитый водопроводчик Фрэнк Донован.
Я отослал статью, и Скотт обещал поставить ее прямо в номер.
Кентрис знал этот взгляд, не ведающий сомнений.
Мужчина, ожидавший у него в кабинете, когда он вернулся с обеда, был из ФБР. Кентрис знал это так же точно, как если бы это было крупно написано у него на лбу.
— Здравствуйте, лейтенант. Я — специальный агент Эммет Лютер.
Лютер протянул руку. Рост у него был не меньше шести футов трех дюймов, вес — фунтов двести тридцать.
— Чем могу помочь? — спросил Кентрис.
— Вы расспрашиваете о Шоне Ласситере. Бюро хотело бы, чтобы вы приостановили расследование деятельности Ласситера.
— Правду вам сказать, не помню, чтобы я в последнее время просыпался по утрам с мыслью о том, чего хочет Бюро. Так зачем мне приостанавливать расследование по Ласситеру?
— Потому что на карту поставлены интересы национальной безопасности.
— Как мои расспросы могут угрожать национальной безопасности?
— Этого я не могу вам рассказать, скажу лишь, что ваше расследование мешает одновременно проводящемуся федеральному расследованию. Можно ли рассчитывать на ваше сотрудничество?
— Нет.
— Вы понимаете, что мы можем вам приказать?
Кентрис пожал плечами.
— Как вам угодно.
— Знаете, это не научное исследование, но я обнаружил, что процент тупиц среди провинциальных копов приближается к ста.
Кентрис улыбнулся.
— Нетупиц выбраковывают в провинциальной академии.
Лютер направился к двери.
— В чем вы его подозреваете?
Кентрис снова пожал плечами.
— Пока не знаю. Просто закинул сеть. Но, судя по нашему разговору, рыба попадется крупная.
— Вы недолго будете заниматься этим делом.
Визит Лютера произвел прямо противоположный эффект. Вместо того чтобы отвратить Кентриса, он дал ему дополнительную мотивацию. Кентрис приостыл, когда Гейтс с такой легкостью пошел ему навстречу в больнице. Но Лютеру стало известно, что Кентрис расспрашивал Гейтса о Ласситере, а это значит, Гейтс как-то связан с федералами.
Кентрис не раз сталкивался с ФБР. Он понимал, что Лютер не успокоится. Вполне возможно, что Кентрису позвонит мэр и прикажет сотрудничать.
А это значит, что действовать нужно быстро.
— Ну что у вас новенького? — спросил Кентрис, позвонив мне.
— Что вы имеете в виду?
— Я полагаю, что вы не штаны просиживали.
— А вам известна идея двустороннего уличного движения?
— Известна, — сказал Кентрис. — Но она больше нам не подходит. У нас теперь три стороны. В игру вступили федералы.
Я забросал его вопросами, но он почти не отвечал. Наконец я спросил:
— Вы посмотрели фотографии?
— Да. Номера фальшивые. Парня я объявил в розыск. Вам нужно приехать ко мне завтра утром, обменяемся информацией.
— А больше ничего?
— Вы же специалист по журналистским расследованиям? Так пора расследовать.
Мы еще немного поговорили, и я повесил трубку. В комнату вошла Элли, я рассказал ей о разговоре с Кентрисом.
— Кентрис не знает, почему на него давят, — заключил я. — Единственное, что он сделал, — поговорил с Гейтсом, и тот ему показал данные испытаний.
— Так зачем он хочет тебя видеть завтра утром?
— Он не хочет привлекать слишком большое внимание к тому, чем занимается, и, вероятно, думает, что я смогу раскопать больше, чем он.
— Это как же?
Я пожал плечами.
— Ну, что-нибудь придумаем.
Элли готовила ужин. Не то чтобы она умела это делать, но ей нравилось, и я не возражал. Одно плохо — мне приходилось это есть; но сегодня предполагались спагетти с мясным соусом, это я стерплю.
Потом я позвонил Крейгу, рассказал о вмешательстве ФБР.
— Если Ласситер мошенничает с испытаниями лекарства, то это компетенция Управления по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными препаратами, — сказал он. — ФБР есть смысл привлекать, если там что-то заподозрили. Я поспрашиваю.
— Завтра утром я поеду к Кентрису, чтобы выработать стратегию, — сказал я. — Посмотри, что удастся узнать.
Элли разбудила меня в семь.
Она не стучала в дверь, не входила в комнату и не трясла меня за плечо. Она действовала тоньше. Она подняла на кухне такой грохот, что я бы даже из комы восстал.
Я вышел в кухню.
— У нас что, землетрясение?
— Извини, я просто уронила кастрюлю.