— Она хочет последить за Ласситером. Может быть, он выведет нас на Джен, может быть, на что-то другое.
— Будьте осторожны, — сказал Крейг, и Элли обещала.
— Так ты согласен? — спросил я.
— Я проверю это место. Если сочту, что сможем залезть и не попасться, то соглашусь. Хотя, по-моему, это безумие.
Проверка заняла у Крейга два дня.
Он настоял на встрече в парке, чтобы нас никто не услышал.
— Завтра можем идти, — сказал он. — После девяти вечера там пусто. Охранник из главного здания делает обход каждые сорок пять минут.
— Значит, вот сколько времени у нас есть? А как же сигнализация, камеры слежения…
— За кого держишь? Это я беру на себя.
— Вот и славно.
Мы договорились на следующую ночь, и я пошел домой — волноваться. Позвонил Кентрис, скорее для проверки, чем для чего другого, но я не склонен был рассказывать ему, что мы задумали.
— Вы что-то недоговариваете, по голосу слышу, — сказал он.
— Нет, с чего вы взяли?
— Я полицейский, у меня встроенный детектор лжи.
Я продолжал отрицать, но он, конечно, не поверил.
Элли не везло с Ласситером. Она следила за ним уже два дня, но сводилось это к тому, что она смотрела, как он обедает.
— Хочешь прекратить это дело? — спросил я, когда она в очередной раз собиралась выезжать.
Она покачала головой.
— Нет. Может быть, как раз сегодня что-нибудь и случится.
— Не выпускай из рук мобильного. Может быть, тебе придется вызволять меня из тюрьмы.
— Не надо этого делать, — сказала она.
— Надо, надо.
— Да, я так и подумала, тебя не отговоришь, — кивнула она и сказала, что вернется к пяти.
Она поцеловала меня на прощание — без всякой романтической страсти, по крайней мере поначалу. Второй, а затем третий поцелуй получился гораздо лучше. Когда мы наконец с большой неохотой оторвались друг от друга, она сказала:
— Как сложна жизнь.
Я улыбнулся.
— Моя — более чем.
— Ты же понимаешь, что я имею в виду.
— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду.
Мы с Элли полюбили друг друга. Я уже не мог отрицать этого перед самим собой, и она, вероятно, тоже. Я узнал это чувство — ведь я уже любил: девушку, которую искал каждый день, каждую минуту. Девушку, которой, возможно, никогда не существовало.
День был бесконечно долгий. В ожидании момента, когда совершишь свое первое уголовное преступление, время тянется особенно медленно. Элли не вернулась в пять часов, и в половине шестого я стал волноваться. Я звонил ей на мобильный, у нее был включен автоответчик. До половины шестого я позвонил раз десять, потом пора было ехать в Ардмор, и еще раз двадцать я позвонил с дороги. Когда я доехал, я серьезно боялся, что с ней что-то случилось.
Я догнал Крейга на въезде в город. К больнице мы подъехали каждый в своей машине, припарковались на главной стоянке, и Крейг пересел в мою машину. На часах было половина десятого; без четверти десять охранник должен был делать обход.
— Элли пропала, — первое, что я сказал, увидев его.
— Да?
— Она не вернулась домой и не отвечает по телефону.
Крейг сказал, что нужно сосредоточиться на том, зачем мы хотим проникнуть в больницу. План у него был такой: встать в темноте у здания, и, когда охранник закончит обход, Крейг обезвредит системы безопасности. Он считал, что это займет меньше десяти минут, а потом он позвонит мне, и войдем мы вместе.
— Пистолет с тобой?
Я похлопал себя по карману:
— Со мной.
Он показал на бардачок:
— Если нас поймают, лучше пусть в обвинении значится просто «проникновение», а не «вооруженное проникновение». — Перед тем как выходить, он сказал: — Ричард, не важно, что сегодня случится, но после этого нам обязательно надо поговорить. Я должен тебе что-то сказать.
Мне не понравилось, как это прозвучало.
— Что именно?
— Потом, — сказал он. — Сначала закончим дело.
Без четырех минут десять раздался его звонок. Я не стал отвечать, просто вышел из машины и пошел ко входу в пристройку.
— Ты готов? — прошептал он.
Я глубоко вздохнул.
— Готов.
Он открыл дверь. Я сжался в ожидании сигнала тревоги, но было тихо. Мы включили фонарик. Первая комната была большая, с шестью столами, на каждом стоял компьютер. На столах было абсолютно пусто, их ящики были пусты. Вдоль стены шли пять кабинетов, и ни в одном не было ничего интересного.
Мы перешли в следующее помещение, о котором Мария Галассо сказала, что Фрэнк Донован не должен был туда заходить. Там стояло шесть больничных кроватей и обычное медицинское оборудование: капельницы, утки и прочее. Еще был рентгеновский кабинет и комната с табличкой «Хирургическая». Мы зашли в оба помещения, они оказались такими, какими и должны были быть.