Выбрать главу

  Вскоре к нам часто стал заходить один полицейский, которого звали Рихард.  Он  настойчиво ухаживал за мамой, дарил ей цветы, и вскоре она сдалась. Мне было непривычно видеть у нас дома,  чужого мужчину, у меня к нему вспыхнула какая-то ненависть, и я категорически отказывался его принимать. Иногда я подбегал к нему и начинал  колотить его кулаками с криками: « Отстань! Не трогай ее! Она моя мама!», на что он отмахивался от меня как от назойливой мухи, давал мне шлепков, запирал меня в комнате или ставил просто-напросто в угол.  Мама пыталась меня защитить, но это ей не всегда удавалось.

  - Не бей меня! Ты не мой папа! Ты чужой дядя, плохой!

  Наконец его терпение окончательно лопнуло.

  - Чтобы завтра его здесь не было! Увози его куда хочешь!  Никакой жизни с ним нет!

 -Рихард не надо, не  злись. Это же ребенок! Он не все еще понимает!

 -Ребенок? Ему почти уже шесть лет! Достаточно большой, чтобы все понимать. Увози его к своей матери, пусть с ним нянчится, а мне надоело.

  Я не знал, что мама уже была беременна вторым ребенком, и у нее должна была появиться  девочка, моя сестренка. Чтобы не доставлять им лишних хлопот меня решили отправить на время к бабушке, в Польшу.

  Бабушка с дедом жили в маленьком польском городке,  недалеко от границы с Германией, туда меня и привезли. Встретив нас, бабушка очень обрадовалась, она давно не видала внука.

  - Мария, доченька!  Никак не ждала.

 - Мама! Вот внука тебе привезла, Ганса.

  Бабушка всплеснула руками.

  - Большой какой стал!

 - Сынок,  ну чего стоишь, это бабушка твоя! Скажи: «ба-буш-ка», обними ее скорей!

 - Пойдем внучек, пойдем, я тебя вкусненьким угощу, – проводила нас в дом.

 - Ну как вы живете? Отец где? – спросила Мария.

 - Вчера в Краков уехал, завтра вернется. А ты то как?

 - Ничего, живем потихоньку. Пока Ганса у тебя оставить хочу. Не принимает его Рихард, может еще не привык к нему. Чужой он ему все же, да еще не послушный.

 - Как же так? Если он тебя обижает, бросила бы ты его!

 - Да нет, не обижает он меня сильно, все ладно у нас пока. Не могу я его бросить, беременна я.

 - Что ты доченька! Что ж молчала то? - всплеснула руками бабка.

 Глава 5

 - До свиданья сынок. Слушайся бабушку.

 - Мария, дочка, как же я буду с ним? Я же немецкого совсем не знаю! – сокрушалась бабушка Анна.

 - Ничего, он немного понимает по-русски и по-польски. Я думаю, ты скоро его научишь. Мама смотри за ним, я еще обязательно приеду.

 - Пойдем внучек...

 - Мама! Мама! Я к маме хочу!

  Бабушка взяла меня за руку и отвела меня в дом.

  - Ганс, внучек, иди ко мне! Иди ко мне родной.- Потом повторила на немецком.

 Она пыталась меня утешить, а я даже не все понимал, что она говорит.

 - Что же это такое? Ты даже русского языка не знаешь, как же я с тобой разговаривать буду?  И имя у тебя такое, Ганс. Толи дело Иван.

 - Я есть хочу.- Сказал я ей на-немецком, 

 - Что? Не понимаю, чего же ты хочешь!

 - Кушать хочу! – Сказал я коряво на-польском, взял хлеб со стола.

 - Хлеба тебе надо? Ганс, это хлеб!  Скажи "хлеб".

 - Хлеб.

 - Молодец! Гут! Хорошо!

 - Мильх!

 - Это мо-ло-ко, - пояснила бабушка.

 - Молоко, - повторил я за бабкой.

 - Скажи, « хочу молока!»

 - Молока!

 - Скажи «дай».

 - Дай!!!

 - А пожалуйста? Проше?

  Поначалу я все путал, так что получался сплошной винегрет,  строя фразу одновременно на  двух языках.  В предложение одновременно вставлялось  немецкое, польское или русское слово. Получалось смешно, зато бабушка меня понимала. Польский немного я знал, с ним было проще. У меня была отличная память, которая схватывала все налету. Вскоре я стал понимать и русский язык, а через год уже хорошо говорил по-польски и по-русски, при этом даже забывая немецкие слова. 

  Часто я плохо засыпал, а бабушка рассказывала мне сказки и пела русские песни, которые знала.

  -Ганс, спать пора!- пыталась она меня уложить.

 - Не хочу! - это выражение я выучил слишком хорошо и слишком  быстро.

 - Поздно уже. Вот подожди дед завтра приедет, все ему расскажу!

 - Ну  бабушка!!! Я еще молоко не пил.

 - Тогда пей молоко и ложись спать.

 - А ты колыбельную мне споешь?

 - Вот ведь упрямый какой!

 - Я маму хочу.

 - Мама обязательно приедет. Спи!

 - Спой мне песню, которую ты мне пела.

 - Ты же по-русски не все понимаешь.

 - Понимаю!

 - Ну будет тебе, только спи…

 - А тетя Таня, приедет когда-нибудь?

 - Не знаю, спи…

  Тетю Таню я видел только на фотографии, она была не похожа на мою маму. Мама была темноволосая,  похожая на деда, а тетя Таня была светлая,  вернее с русыми волосами, похожая на бабушку. Я был похож на маму, овалом лица, глазами, только волосы были русыми, губы и нос мне достались от папы.

  Деда я тоже очень любил, он часто ездил в Краков и привозил мне оттуда подарки, всякие сладости и игрушки. Поэтому когда он приезжал, я  выбегал и с визгом кидался ему на шею. Дед мой не любил большевиков, и часто выражал недовольство по этому поводу, особенно когда бабушка затрагивала эту тему, вспоминала о дочери. 

  - Знать ничего о ней не хочу! Осталась там, пусть живет со своим большевиком, коммунистом. Они меня разорили! Отняли последнее, что у нас было. Из-за них мы уехали из России.

 - Ян, она наша дочь, пора бы ее простить. Внук  же у нас растет!

 - Вот он мой внук, иди-ка ко мне Иванко! Или як там тебя, Ганс. Кто як хотит, як величает! Неслушный.

  Ребенком я рос действительно непослушным, ни минуты на месте не мог посидеть.

  - Ваня! – кричала на меня бабка. - Сядь, посиди хоть минуту,  угомонись!

  Я кривлялся во всю, корчил рожи, как обезьяна.

  - Я не Ваня, я Ганс! Почему ты так меня называешь?

 - Имя у тебя Ганс, не нравится мне оно. То ли дело Иван. Вот брата твоего Сергеем зовут.

 Хотелось бы мне его увидеть. Как там Татьяна?

  Вообще беда со мной,  бабке была, то с ребятами подерусь, ссадины, синяки, коленки разбиты. В войну постоянно играли. Часто я  сам задирался, всех передразнивал, за что попадало. Бабка смотреть за мной не успевала.

  - Иван Что случилось? Опять подрался!? Ах ты негодник! Неслушный! Что мне с тобой делать?

 - Я не виноват, он первый начал, пусть не задирается!

 - Знаю я тебя, небось сам первый начал, вот тебе и попало.

 - Нет, я не начинал, он первый дразниться начал!

 - Ладно, иди сюда горе мое, холодное приложу. Одежду грязную сними, руки вымой и есть садись.

  Чтобы хоть как-то привить мне усидчивость, дед купил мне аккордеон.

 - А ну, пан Ганс иди сюда.

 - Что дидку?

 - Знаешь что это?

 - Знаю.

 - Специально для тебя купил, будешь заниматься. Я даже преподавателя для тебя нанял.

 - Это что мне? Дай посмотреть. А можно попробовать?

  Дед показал мне несколько аккордов. Как ни странно мне понравилось, и очень скоро я научился играть.

  Отдали меня в польскую школу, где я научился читать и писать, одновременно изучал и русский алфавит, а в девять или в десять лет уже бойко читал  книги на польском и русском. При этом  я изрядно отстал в немецком, вернее я его понимал, мог на нем говорить, но плохо читал и писал.

  Вскоре приехала мама, когда сестренке исполнилось почти два года, и решила меня забрать в Германию, где я снова жил какое-то время с ней, отчимом Рихардом и своей маленькой сестренкой. Увидев Хельгу,  я сначала заревновал.