Чары рассеялись, когда он со вздохом отступил в сторону. Я прошла мимо него, стараясь не вдыхать его мускусный аромат, пытаясь игнорировать покалывание от близости его тела.
Он удивил меня, молча последовав за мной на парковку. Я не могла его видеть, но могла чувствовать. Когда я добралась до своей машины, то повернулась к нему, а он как раз усаживался на свой байк. Кстати, они были припаркованы рядом.
— Что ты делаешь? — спросила я, когда он сел.
Он уставился на меня.
— Хочу убедиться, что ты благополучно доберешься домой, — натянуто ответил он.
Мои глаза вылезли из орбит.
— Ты не обязан…
— Садись в машину, Мэйс, — прервал он.
— Серьезно, — попробовала я снова.
— Детка, в гребаную машину, — приказал он.
Мгновение я пялилась на него. Мой взгляд смягчился сам по себе. Я позволила себе поддаться фантазии, всего на краткий миг. Фантазии, в которой причиной этих сбивающих с толку действий была забота обо мне, проявление ко мне хотя бы капельки того, что чувствовала к нему я. Что я принадлежу ему, а не являюсь просто собственностью клуба, за которой он следил, чтобы ее не запятнали. Я позволила теплу этой фантазии наполнить меня.
— Хорошо, милый, — почти неосознанно выпалила я. Мой тон выдал часть моих чувств, потому что его лицо слегка дрогнуло, и в чертах что-то изменилось.
Покраснев, я быстро запрыгнула в свою машину, не нуждаясь в его отказе или безразличии, чтобы заморозить тепло внутри меня.
Всю дорогу домой за мной следовал свет фар. А потом, когда я вылезла из дерьмовой «Короллы» и направилась к своему довольно симпатичному домику в хреновом районе, Хансен остался сидеть на байке и не уехал, пока я не оказалась в безопасности домашних стен.
Я пыталась удержать тепло, но оно, казалось, улетучилось вместе с ним.
Глава 3
— Что ты сделала со своими волосами? Выглядишь как лесбиянка.
Организм бабушки, возможно, поддавался старению, но ее язык оставался острым, как прежде, и так будет до самой смерти.
Я вздохнула и позволила ее словам пролететь мимо. Мне нравилась моя стрижка «пикси». Парикмахер пару недель назад подстригла мои шоколадные локоны в торчащие колючки. Сначала я сомневалась, но прическа подходила к моему маленькому лицу, заставляла карие глаза казаться больше, и не требовала никакой суеты по утрам, что было большим плюсом.
— Как тебе нравится это новое место? — спросила я, игнорируя ее. Это была лучшая тактика.
Ее идеально накрашенное лицо скривилось. Несмотря на то, что она жила в комнате размером с обувную коробку, на каждую стену она повесила по зеркалу и поставила в комнате туалетный столик с набором косметики. В комнату приходилось протискиваться почти боком, и сидя на кровати, было такое чувство, что стены вокруг нас сдвигаются. Она, казалось, не возражала, поэтому я молчала.
— Здесь одни идиоты, все до единого, — громко заявила она, несмотря на открытую дверь.
Я вздохнула. Ну, понеслось.
— Понятия не имею, почему меня засунули в это крошечное место, полное пускающих слюни идиотов. Ты совсем не заботишься о своей бабушке? — набросилась она на меня с ядом в голосе.
Я заботилась. По какой-то безумной причине. Женщина, которая воспитала меня в обидах и горечи, все еще каким-то образом занимала место в моем сердце.
— Бабушка, ты же знаешь, что мне не все равно, это место намного лучше, чем то, что ты могла бы иметь, нам повезло с твоей страховкой, — повторила я, как и всякий прошлый раз, бывая здесь.
Она прищурилась.
— Мне здесь не место. Ты просто избавилась от меня, чтобы вести свой разгульный образ жизни и зависать с наркоторговцами и бандитами. Как я вырастила такую наглую потаскушку, выше моего понимания.
Полчаса. Прошло полчаса без того, чтобы она упомянула, каким разочарованием я была. Рекорд.
Всю оставшуюся часть визита я делала все возможное, чтобы, стиснув зубы, улыбаться сквозь ее колкости. Этим я занималась двенадцать лет, так что еще пятнадцать минут ничего не изменят.
Как только я вышла на улицу, глубоко вдохнула.
— Свобода! — заявила я, театрально раскинув руки.
Рядом со мной раздался смешок, и я повернула голову к его источнику.
Мне улыбался привлекательный мужчина в рубашке с расстегнутым воротом и в повседневных брюках. Его волосы были подстрижены и уложены с точностью до дюйма, а лицо было классически красивым и чисто выбритым. Он тепло улыбался, но улыбка не касалась его глаз.