Николай Павлович спросил:
— Уважаемый Константин Филиппович! Ведь Джина не имеет никакого опыта подобной работы. Она не провалит дело?
— Что вы, Николай Павлович, она серьезный работник и, по-моему, успешно справится с этим делом. Другой кандидатуры, кому бы можно было поручить это задание, я не вижу. К тому же Джина — это настоящий «двойник» Фердэнэ. С нею надо поработать, помочь войти в роль, и все будет в порядке. Я считаю, что надо утверждать кандидатуру Джины на это опасное, но очень почетное дело. Решайте, я за!
Именно в этот момент и в этом же кабинете Николай Павлович принял решение поручить это очень деликатное дело Джине. Его удивило то, что два человека, генерал и его заместитель, совершенно разные люди как по рангу, так и по психологическому складу ума, в данном конкретном случае и независимо друг от друга имеют одинаковое мнение о кандидатуре на роль «двойника» в очень сложном и совершенно запутанном, не говоря уж опасном, деле.
С этой минуты Доброхотов приступил к осуществлению операции «Двойник». Он подготовил хорошую легенду, нужные документы и приступил к работе с Джиною. Трудно было подготовить совсем юную Джину к такому серьезному делу. Но времени оставалось все меньше и меньше.
А Джина тем временем все больше и больше входила в роль Фердэнэ. Николай Павлович понял, что Джина с этой необычной ролью справится. Она уже преодолела психологический барьер и по-настоящему почувствовала себя Фердэнэ. Теперь можно было передавать ее психологам, которые должны были определить, сможет ли Джина одна, без посторонней помощи играть роль Фэрдэнэ. Не может ли она допустить неточность, как говорят, проколоться и провалить операцию.
К великому счастью, Джина выдержала все испытания, и все специалисты высказались за то, что она готова к выполнению задания. Доброхотов был доволен.
Он был доволен всем ходом событий, всем тем, что было связано с подготовкой Джины на роль Фердэнэ.
Генерал Пересветов выслушал доклад Доброхотова, переговорил лично с Джиною, остался доволен проделанной работой. Джину направили в Стамбул, а там она попала в тюрьму, в камеру, где сидели люди из других стран, принимавшие участие в наркотических делах и знавшие Фердэнэ только по фотографиям и рассказам тех, кто лично был знаком с нею. Эти заключенные знали наркопути, изготовителей и потребителей опасного зелья. Они принимали самое активное участие в реализации наркотических средств. Один из заключенных — женщина была даже членом наркокартеля. Вот к ней-то в камеру и попала Джина-Фердэнэ.
Проанализировав эти события, против этого вопроса Гаврилы написала: «Обратитесь за ответом в Третье управление главка».
Таких ответов было много. Поэтому Гаврила, прочитав такие ответы, нахмурился и стал не похож даже сам на себя. Такое неприятное и морщинистое стало его лицо, оно приобрело какую-то серо-сине-багроватую окраску и было похоже на старую сморщенную жабу. Джине стало неприятно, даже противно смотреть на него, и она отвернулась.
А лицо Гаврилы покрылось капельками испарины и стало настолько безобразным и неприятным, что любой человек, увидевший его, испытал бы отвращение. Такой вид приобрел чиновник, прочитавший ответы Джины на его казуистические и провокационные вопросы.
Что можно сказать о человеке, который не может отличить черное от белого — он дальтоник, а чиновник, не отличающий того, что он должен делать, от того, что он делает, — политический дальтоник, а может быть, и даже больше — дальтоник, стремящийся погубить человека служебным вымогательством открыть тайну и тем самым поставить человека под удар. Обвинить его в разглашении тайны.
Отпустив Джину до завтрашнего утра, он продолжал думать и искать какой-нибудь крючок, за который бы можно было зацепиться и обвинить ее в неблаговидных делах. Уж очень не понравился чиновнику быстрый взлет Джины по служебной лестнице. Именно взлет, и без вмешательства его — чиновника-кадровика — этого бездушного и желчного человека.
Как ни готовили Джину к тому, что ее может ожидать в тюремной камере и что она может там встретить, — при входе в тюремное здание и виде суровых и, по ее понятиям, абсолютно бесчувственных охранников она содрогнулась. Лязг металлических дверей и громкое щелканье замков вызвали у Джины чувство обреченности, а бесцеремонное позвякивание ключами охранников вывело ее из равновесия. Она чуть не потеряла сознание. Но она крепилась, понимая, что работает по своей профессии и ей, как профессионалу, полезно будет испить и эту чашу сложностей, в которых приходится работать. Джина крепилась, но, попав в душную, затхлую и совершенно неуютную камеру, у нее помутилось в глазах, когда с лязгом и стуком закрылась за нею на замок дверь, она еле удержалась на ногах. Спасло ее то, что она успела сесть на указанный ей охранником неудобный и почему-то скрипучий топчан. Несколько минут она сидела и не понимала, что же с нею происходит? Она даже забыла причину, почему она здесь, в камере под замком. Она вспомнила, что она уже много часов не Джина, а Фердэнэ. «Как же это я выпустила это из виду?» — подумала Джина-Фердэнэ, и ей стало легче. Она будто вдохнула порцию исцеляющего воздуха и сразу почувствовала то, что должен чувствовать человек, посланный на выполнение очень трудной и доселе неизвестной работы. «Надо крепиться, — возникло в ее мыслях — и не распускать нюни! Крепись, Джина! Ты ведь теперь Фердэнэ».