Чокнулись бумажными стаканчиками тихо и бесшумно, но у каждого было ощущение, что он слышит не шорох бумажных стаканчиков, а звон хрустальных бокалов, звон, определяющий их счастье и благополучие. И все выпили.
Выпили, а Алексей, взявший на себя обязанности виночерпия, опять наполнил бумажные бокалы, наполнил, чтобы очередной выступающий мог говорить тост и не смотреть, есть ли что пить у каждого сидящего здесь, за этим импровизированным столом, за этой самобраной скатертью. Обязанности виночерпия он выполнял добросовестно. Хватит ли у него запасов напитков для всех, желающих произнести тост?
Так, чередуя выступление с тихим закусыванием выпитого, молодежь веселилась; шутили все и рассказывали всякие были и небылицы. Всем было весело, всем было хорошо.
Особенно хорошо чувствовала себя Джина, вышедшая на природу после двухнедельного пребывания в доме по случаю болезни. Она была очень счастлива, что ее новые юные друзья так искренне и по-доброму относятся к ней и устроили ей такую великолепную прогулку на природу за город; она даже не знала, чем и как она сможет их отблагодарить.
Джина была несколько старше своих друзей, она уже имела некоторый жизненный опыт по сравнению с ними, потому она и вела себя соответственно. Но эта незначительная возрастная разница никак не отразилась на поведении всей компании. Все чувствовали себя на равных, и никого и ничто не стесняло. Чувствовалась полная раскрепощенность, и все вели себя свободно и независимо. Студенческая молодежь, она такая. Ее ничем не заставишь быть недоброжелательной и хмурой, если не будешь совершать обидных действий. Джина умела себя вести во всяких компаниях. Ее этому учили, и она в жизни это применяла на практике. Ей уже приходилось быть в различных компаниях.
Очень справедлива народная пословица: «Иногда время как птица летит, а иногда — как улитка ползет». Ох, как она справедлива! Ох, как она жизненна и мудра! Эту мудрость в полной мере ощутил на себе Захар, получивший некоторые, хотя и отрывочные, сведения о Джине. Более пятидесяти лет он искал Джину, стремился узнать о ее судьбе, но все улетало куда-то далеко в неизвестность. И эта неизвестность огорчала его и наводила на грустные мысли, возбуждала в нем чувство обиды, чувство горести за добрую и очаровательную женщину — за Человека большой души.
Медленно... Очень медленно тянулись годы неизвестности — годы, заставлявшие много думать, много искать и так долго томиться в каком-то неведении. Всякие были мысли: и хорошие, в которых Джина была счастлива и величественна, и плохие, в которых она живет тяжелой жизнью, чувствует себя обиженной и забытой ее прежними друзьями; живет в одиночестве, без внимания близких и вдалеке от них. Такие мысли блуждали в эти долгие мучительные полувековые годы. Что можно было противопоставить пессимизму и догадкам? Да ничего! Неизвестность есть неизвестность. Почти как пустота.
Медленно идут годы ожидания чего-то важного и очень значительного. Но когда наступает это самое важное и значительное, когда человек, ожидавший его, ощутил это важное и значительное, когда он осознал, что оно уже наступило, что оно пришло и существует реально, что его можно почувствовать и он уже ощущает то, чего он так долго ожидал, — ему кажется, будто бы и не было этого долгого ожидания и время пролетело совсем незаметно.
Так и Захару, узнавшему о судьбе Джины и что с ней происходило после ее отъезда из далекой чужой страны в родные места, на Родину, показалось, что пятьдесят три года неизвестности пролетели как один день и вернули его к реальным обстоятельствам и реальным событиям так же незаметно, как и прошедшее время.
А события, пятьдесят три года назад, развивались настолько стремительно, что Джина даже не сумела сообщить Захару о своем житье-бытье. Ее так закрутили стремительно развивающиеся и часто меняющиеся действия, что не было и минуты времени вспомнить прошлое и подумать о прежних, казалось бы, очень близких людях.
Джина, как только немного оправилась от простуды и смогла ходить, явилась в отдел кадров Главного управления.
В отделе кадров направленец, который должен был подготовить документы, подобрать должность и направить ее для прохождения дальнейшей службы, занялся совсем не тем, что обязан был делать. К нему попало, непонятно как, какое-то клеветническое письмо, в котором Джина обвинялась в интимных связях с иностранным гражданином и якобы готовящемся побеге и измене Родине. Все это работник отдела Гаврила использовал для шантажа Джины и садистских методов издевательства над нею. Поэтому она находилась в таком подавленном психическом состоянии, что не могла думать о других вещах, кроме как искать себе алиби. Писать Захару о таких разборках она не могла. Она боролась одна. Так ей было морально легче.