Океанский исполин кряхтел и работал неустанно больше недели, а все не мог выбиться из заколдованного круга воды и неба. Можно бы даже усомниться в том, подвигается ли он вперед, если бы на карте ежедневно не отмечалось количество пройденных миль и не указывался пункт, в котором он в данный день находился. Ко второму воскресному дню этот пункт на карте уже далеко передвинулся за половину океана. По соображенью оставалось только два дня пути до берегов Англии, и пассажиры, соскучившиеся от утомительного однообразия пути, вновь оживились. На немецких кораблях по воскресным дням не совершается регулярные богослужения, как это бывает на английских. Но тем не менее морская жизнь самым своим характером внушает молитвенное настроенье, и обычный утренний концерт в этот день весь состоял из священных гимнов. После концерта пассажиры были приглашены в зал, куда чрез несколько моментов явился американский епископ в полном церковном облачении и произнес проповедь на ветхозаветный текст: «Люди ходят туда и сюда и от сего возрастает их мудрость»; епископ красноречиво изобразил значение путешествий для нравственного и умственного развития людей и обозрел факты, происшедшие на корабле за минувшую неделю. После епископа выступили также с проповедью американский проповедник и к серьезному впечатлению, произведенному речью епископа, прибавил несколько юмористических черт, обычных в американском проповедничестве.
Обе проповеди были одинаково интересны и назидательны, но из самих проповедников для меня была более интересною личность последнего. Это характерный тип американского проповедника. Он чрезвычайно общителен, первый познакомился со всеми, интересный собеседник и с первых же дней сделался душою всего общества. В одном из западных городов в Америке у него есть приход, в котором он состоит пастором и проповедником. Теперь он отправлялся для летнего отдыха в Европу, и приход взял на себя все его путевые издержки. По платью и по внешности он нисколько не отличался от других пассажиров, но в тоже время он с первого дня всем дал знать, что он проповедник. Проповедничество есть не только его профессия, но и его душа. Без проповедования он не может жить совсем и буквально исполняет заповедь апостола: «Проповедуй благовременно и безвременно». Кроме воскресенья, он и по будням собирал пассажиров в столовую и говорил им проповеди, с замечательным искусством умея заинтересовать их внимание. Однажды густой туман застилал весь океан; корабль то и дело подавал свистки из опасения столкновения с каким-либо встречным судном; пассажиры от скуки собрались в обеденный зал и распивали пиво. Проповедник явился в их компанию, сам предложил присутствовавшим по стакану пива, и лишь только немцы чокнулись за его здоровье, как он вынул свою записную книжку и предложил им назидательную лекцию. После его пива, очевидно, надо было слушать и его лекцию, и немцы действительно обратились во внимательных слушателей. Один только, более других выпивший, немец, очевидно, не в силах был настроить свое внимание к назиданию и пользовался каждым свистком корабля, чтобы подтянуть ему соответствующими звуком. Но проповедник так энергично застучал кулаком по столу, что невнимательный немец должен был стушеваться и присмиреть. Мне казалась очень интересною эта оригинальная сцена. Американский проповедник не только по заповеди апостола проповедовал «безвременно», но умел в тоже время «настоять, умолять и запретить».
Через два дня после воскресенья на восточной окраине водяного круга показалась синяя полоска, появление которой пассажиры приветствовали радостным криком: «Земля, земля»! Это был берег Англии, передовой пост Старого Света. Еще несколько часов, и корабль проходил уже мимо самого берега, который острой скалой вдавался в океан. На скале высилось грандиозное здание чрез-океанского телеграфа, по которому тотчас же и дано было знать в Нью-Йорк о благополучном прибытии корабля. До Бремена оставалось еще два дня пути, и по отзыву моряков этот путь по Английскому каналу и Немецкому морю, вследствие подводных скал и мелей, гораздо опаснее всего океанского пути. Но при виде земли как-то уже трудно было верить этому. По пути то и дело показывался то французский, то английский берег, и пестрота судов и пароходов, во множестве рассекавших по всем направлениям воду, внушала чувство уверенности и безопасности. 23 июня, ровно чрез двенадцать дней плавания, корабль вступил в мутное устье реки Везера, бросил якорь, и речные пароходы приняли пассажиров для перевозки на берег.
Как ни радостно было ступить на землю, но в то же время как-то грустно было и расстаться с кораблем. Когда при отвале парохода, на корабле оркестр ударил последний прощальный марш и весь экипаж на прощание замахал платками и шляпами, у многих невольно навернулись слезы, и все пассажиры в последний раз гаркнули прощальное ура доблестному экипажу корабля. На берегу пассажиров ожидала масса друзей и родных, и выражениями радостной встречи не было конца. Но среди всеобщих ликований как страшный призрак смерти, стоял один седовласый старец. Отчаяние, ужас и беспредельное горе исказили черты его лица, и он страшными блуждающими глазами озирал всех прибывших пассажиров. Сначала он как будто ничего не понимал, но потом бездна его страшного горя отверзлась пред его сознанием со всею ужасающею ясностью, и он ударился о кирпичную стену вокзала и зарыдал, как ребенок. Это был злополучный отец несчастной девушки, бросившейся с корабля в бездну океана. Пред отъездом из Америки она известила его телеграммой, что отправляется в Европу и просила прийти встретить ее на пристани. Старик с радостью пришел встретить свою единственную дочь, а встретил лишь одно беспредельное горе, которое, несомненно, подвинет его ближе к могиле.