II. Цюрих
Альпийские виды. – Природа и люди. – Цюрих и его достопримечательности. – Социализм и борьба с ним. – Литературный курьез. – Университет и лекции Иоганна Шерра.
Скорый поезд из Вены несется с ужасающею быстротою. Пред вами то и дело мелькают хорошенькие деревушки, ютящиеся по отлогим холмам; однако же нет еще ничего такого, что приковывало бы взгляд. Но вот граница триединой империи; за ней начинается Бавария, составляющая южную часть сколоченной железным канцлером германской империи. Вот Мюнхен, но в нем я, к сожалению, не мог остановиться.
За Мюнхеном виды быстро меняются. И без того волнистая почва начинает все более и более колыхаться; час от часу волны вздымаются выше и грознее. Вы любуетесь этой игрой волнующейся земли; но вот взгляд ваш перебрасывается чрез волны, и над ними как облака вздымаются – Альпы. Трудно передать чувства, которые охватывают при этом зрелище. Вы устремляете в эти заоблачные выси неподвижный взор и не можете оторваться. В этих высотах, в этих грубых произведениях природы столько чарующей силы, столько величия, что пред ними жалкими кажутся все самые грандиозные построения рук человеческих. Но поезд неустанно мчится. Альпийские высоты понемногу сбрасывают с себя облачное одеяние, и вот они уже вблизи вас. Еще нисколько моментов и – поезд грохочет уже среди неприступных скал баварских Альпов. Ландшафты меняются с неуследимою быстротою: то вы мчитесь при подошве сливающейся с небесами горы, то вдруг над зияющею пропастью, в которой вековой лес кажется ничтожным кустарником, то туннелем пронизываете гору. Глаза наконец утомляются от этой непривычной смены крайних противоположностей. Вы отдыхаете несколько моментов, устремляя взор на бархатистую, чисто весеннюю зелень долин. А эти долины представляют едва ли еще не больше интереса. Тут ютятся почти волшебные деревушки, с домиками безукоризненной белизны и чистоты кругом. Можно подумать, что это игрушечные домики и в них не живет человек с его обычной житейской, почти необходимой (по нашему русскому понятию) нечистотой, и однако же в этих домиках обитают действительные люди, с обычными заботами и трудами. Вон среди бархатистой зелени выдается клочок черной земли и на нем с киркой в руках копошится какой-то господин в пиджаке и франтоватых брюках: это крестьянин обрабатывает свою землю. А вот какая-то госпожа с книгой сидит под деревом, а невдалеке красивые и крупные коровы с колокольчиками щиплют сочную траву: это пастушка пасет свое стадо. Горные ручьи, с шумом устремляющиеся по долинам и по указанию человека орошающие поля и обтекающие домики, – довершают картину. Мне много раз приводилось любоваться альпийскими видами в произведениях живописи, но прелестнее того, что представляла сама природа моим глазам, я никогда не видел даже и в этих произведениях, которые, однако же часто возбуждали мысль о преувеличении и несоответствии действительности. Смотря на этот земной рай, нельзя и подумать, чтобы здесь также мог быть недоволен чем-нибудь человек. И, однако же он недоволен, и недовольство его здесь даже грознее, чем где-либо не в столь благодатных странах. Но это, впрочем, скорее относится собственно к Швейцарии, а не к Баварии, о которой идет речь.
Переправившись из Линдау на пароходе чрез восхитительно-живописное Боденское озеро, я стал на швейцарскую землю. Поезд помчался в Цюрих. Швейцарские собственно виды в этом направлении уже не представляли ничего особенного и уступали описанным баварским. Даже деревни не так чисты и люди не так опрятны, как там. Пользуясь этим, я углубился в себя и оставался в этом состоянии до Цюриха. Не без смущения вступил я в этот город. Тут социализм свил себе давнишнее гнездо, тут прибежище революционеров всего света, тут наконец наслаждается полною своею волею и наш российский нигилизм. Но при самом вступлении в город слышу звуки музыки и песен; это ободрило дух, потому что, по правдивому изречению немецкого поэта, «где поют – там можешь быть спокоен: не знают злые люди песен»1. Цюрих, как после оказалось, весьма певучий и музыкальный город. Общий вид его, однако же производит довольно тяжелое впечатление. Дома высоки, но сумрачны, с малыми окнами, старинной архитектуры. Зато местоположение очаровательно. Прелестное цюрихское озеро большим заливом врывается в город, а двумя своими потоками прорезывает его насквозь и делит пополам. По сторонам живописные лесистые горы. Улицы узки, неправильны, а некоторые так круты, что подниматься по ним можно только с большим трудом. Храмов в Цюрихе немного – и те старинного построения. Над главным потоком на холме высятся две башни, как бы соперничающие вышиной. Это главный собор города, так называемый Grossmiinster. Они мрачен и, по-видимому, дряхл; башни его как бы с усилием поддерживают себя в прямом положении. Храм этот действительно замечательная древность; он почти ровесник городу. Hекоторые археологи предполагают, что построение собора относится к VIII–IX столетию, но конечно не в теперешнем его виде. Он несколько раз перестраивался, возобновлялся, надстраивался. Внутренность храма проста и сурова. Три картины на окнах, представляющие Спасителя и апп. Петра и Павла, составляют все его украшение. Вместо органа стоит большая гармония. Но бедный по украшениям, собор этот богат по своим воспоминаниям. В его стенах впервые раздались смелые проповеди известного швейцарского реформатора Цвингли; здесь же он совершал первую упрощенную им обедню – на простом столе с деревянными сосудами; здесь была его и последняя проповедь – пред тем, как он погиб в кровавой сечи за свои религиозные начала. Посреди церковного двора бьет родник, украшенный статуей Карла Великого. –Чрез мост на другой стороне потока стоит другой собор, Fraumunster, по древности почти современный первому. Основанием своим он обязан некоей аббатисе, чем и объясняется его название – женского собора. Недалеко от него стоит церковь св. Петра; внешность ее так же мрачна, как и первых двух; в этой церкви состоял священником прославившийся своими оригинальными физиогномическими исследованиями Лафатер. Теперь в эту церковь привлекает, как говорят, много слушателей знаменитый проповедник Генрих Лянг, представитель так называемого свободного христианства в Швейцарии. Рядом с нею стоит опять мрачная и древняя Августинская церковь, принадлежащая теперь старокатоликам. Представленный обзор церквей с достаточною ясностью показывает, что идеи швейцарского реформатора об излишестве внешности в богослужении вполне привились к населению и наглядно выражаются в той небрежности, в которой содержатся в Цюрихе храмы церковные.