Вопрос следователя: В этом направлении вы и действовали?
— Не отрицаю, что именно я вовлёк в организацию Пастернака и Олешу, а несколько позже — и Лидию Сейфуллину. Ей я поручил антисоветскую обработку писательской молодёжи, а Юрия Олешу мы хотели использовать для подбора кадров террористов, которые бы занимались физическим уничтожением руководителей партии и правительства».
Он рассказывал, что его антисоветское влияние распространялось на Сергея Эйзенштейна, озлобленно настроенного против советской власти, про своего ученика актёра Эраста Гарина, который нецелевым образом использовал бюджетные средства при съёмках комедии «Женитьба», про режиссёра Киевской киностудии Михаила Ромма, который поставил фильм по сценарию Юрия Олеши «Строгий юноша» с целью оклеветать советскую молодёжь, причисляет к антисоветски настроенным людям композиторов Шостаковича, Шебалина, Попова, Книппера, прозаиков и поэтов Сейфуллину, Кирсанова, Брика, Иванова, Федина, а также многих актёров, художников и режиссёров…
После того как Всеволода Эмильевича перестали вызывать на допросы, он решил написать собственноручные показания, они заняли 31 страницу рукописного текста. Неожиданно для следствия практически сломленный пожилой человек отказался от всех своих показаний: Эренбург в троцкистскую организацию его не вовлекал, с Пастернаком, Шостаковичем, Олешей и другими своими знакомыми антисоветских разговоров он, Мейерхольд, не вёл, и уж, конечно, ни о какой подготовке к террору не могло быть и речи…
Поверьте, никто не пытается проводить аналогии между обвинением всемирно известного театрального режиссёра, одного из первых народных артистов республики, и отношением власти к своему самому революционному поэту, но при этом у меня отсутствуют какие-либо сомнения в том, что следователь ГБ вёл бы себя как-то иначе на допросе Владимира Маяковского — троцкиста и руководителя контрреволюционной организации «ЛЕФ».
Корнелий Зелинский напечатал в 1928 году в журнале «На литературном посту» статью «Идти ли нам с Маяковским?», где писал: «Безвкусным, опустошённым и утомительным выходит мир из-под пера Маяковского (…) к новому пониманию революции можно прийти, уже перешагнув через Маяковского». Критик Давид Тальников в журнале «Красная новь» американский цикл его стихотворений иначе как «рифмованной лапшой» и «кумачовой халтурой» не называет, и далее — «перо Маяковского совсем не штык», а «просто швабра какая-то». Не отставали от «диванных экспертов» В. Насимович-Чужак, И. Гроссман-Рощин, А. Горнфельд, М. Ольшевец, И. Машбиц-Вербов, А. Сельвановский и др.
Теперь всё, что появлялось в печати за подписью Маяковского, в обязательном порядке подвергалось беспощадной критике. В 1929 году Маяковский опубликовал сборник стихов «Слоны в комсомоле», в котором впервые были напечатаны «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру», «Служака», «Маруся отравилась», «Марш-оборона». Несмотря на то что сборник получился действительно хороший, литературовед Б. Бухштаб, чудом не получивший тюремный срок как член неформального объединения космистов «Сосьете — Общество удовольствий», написал в журнале «Звезда» о том, что в «Слонах» всего «несколько остроумных строчек», общественная ценность стихов Маяковского «очень сомнительна» и «более чем сомнительно их художественное достоинство».
И, конечно же, очевидной иллюстрации того, как кольцо вокруг Владимира Владимировича Маяковского в буквальном смысле слова сжималось, стала его последняя встреча со студентами, состоявшаяся 9 апреля 1930 года в Московском институте им. Г. В. Плеханова (бывшем Московском коммерческом институте) на Стременном переулке. Благодаря свидетелю и непосредственному участнику этих событий Анатолию Мариенгофу мы можем восстановить практически все обстоятельства шумного мероприятия.
Итак: Маяковский серьёзно болен, у него грипп, температура, кашель, резь в глазах, но это общение с молодёжью он откладывать не хочет, в том числе и потому, что для фонда выставки «20 лет работы» срочно нужны деньги.
На выставке «20 лет работы». ГММ
Видя, в каком состоянии находится поэт, один из организаторов встречи Виктор Славинский — член «Ударной бригады Маяковского», специально созданной для изучения и пропаганды его творчества, — был возмущён тем, что в юбилейном номере журнала «Печать и революция», который уже был напечатан в типографии с большим портретом Маяковского и приветствием, и портрет, и передовая статья в прямом смысле слова были вырезаны из всех пяти тысяч экземпляров по личному указанию директора Государственного издательства Артемия Халатова. Маяковский узнал об этом перед встречей со студентами.