Роман Тагиров
Жизнь за жильё
Часть первая. Потеряшки
Апрель 1994 года
Глава 1
Иван Рудольфович Шильд очнулся в кромешной темноте, перевернулся на бок, протянул руку, ощутил холод паркетной доски и понял, что всю ночь проспал в одежде на матрасе, расстеленном прямо на полу. Череп страдальца раскалывался где-то глубоко внутри, его владелец решил подняться, в висках застучало ещё сильней, перед глазами поплыли фиолетовые круги. Худощавый мужчина бережно вернул голову на подушку, вытянулся во весь рост и затаился.
«Где я?» — через похмельный синдром пробилась первая дельная мысль. Затхлый и сивушный запах помещения подсказал, что лежит Иван Рудольфович не дома, не в своей квартире. У зашторенного окна виднелись очертания кровати. Где-то в комнате должна быть дверь…
Иван не в первый раз приходил в себя в чужом жилище и чётко знал, что делать. Первым делом — опохмелиться, затем сориентироваться на местности и найти дорогу домой. Мужчина пил давно и практически без перерыва со дня смерти матери…
Мама в последнее время не вставала с постели и умерла в свои шестьдесят два года от закупорки тромбом лёгочной артерии. Смерть была внезапной, быстрой и во сне. Единственный сын так и обнаружил маму рано утром — мёртвой и с застывшей улыбкой на лице.
Сейчас сорокалетнему мужчине очень хотелось помереть также — во сне и с улыбкой. Но, нормальный сон не приходил, а улыбаться было не с чего. Иван вновь и вновь умирал в муках похмелья и в очередной раз клялся себе, что больше никогда не будет пить. За год беспробудного пьянства организм человека окончательно и бесповоротно попал в алкогольную зависимость и постоянно требовал новой дозы крепких напитков.
Мужик провалился в короткое забытье, которое едва ли можно было назвать полноценным сном, и перед его глазами появилась кружка с водкой на столе. Больше ничего… Только стол и металлическая кружка, наполненная наполовину сорокоградусным напитком. Человек во сне точно знал, что в посуде не вода из-под крана, не минералка, а именно сто грамм прохладной водки. И для полного счастья Ивану Рудольфовичу не хватало именно этой дозы в сорок оборотов. В последнее время мужчина уже не мог опохмелиться из рюмки или из стакана. Из-за характерной дрожи пальцев в руках держалась только кружка.
Страдалец окончательно проснулся, вновь попытался привстать и оглядел тёмное жилище вокруг. Кружки с водкой нигде не наблюдалось. Тут вообще ничего не наблюдалось, кроме кровати у окна, с которой доносился чей-то храп. Это хорошо, что он не один в доме. И даже не раздетый. Умирать одному в чужой квартире, да ещё с похмелья, очень не хотелось…
— Эй, там наверху, есть, кто живой? — прохрипел Иван в сторону окна и откинулся на матрас.
Кровать заскрипела, и сверху донеслось:
— Опаньки, новенький! Тебя когда принесли?
— Где я? Ты кто?
В темноте раздался скрип пружин, неизвестный сел на кровати, в темноте забелели босые ноги.
— Заметьте, гражданин, если бы я не был коренным ленинградцем, я бы сейчас вполне мог ответить вам грубо: «Конь в пальто!». А как сугубо интеллигентный человек я скажу: «Агния Барто».
Сугубо интеллигентный человек поднялся, прошлёпал босой к стене и стукнул по выключателю.
— И кто тут у нас?
От внезапного яркого света боль в глазах так резанула по всему телу гражданина на матрасе, что на какое-то время даже помогла забыть о голове.
Иван ткнул лицо в подушку:
— Ёшкин кот! Вырубай.
Свет погас. Сосед вернулся к кровати.
— Извиняйте. Да мы сами с пониманием. Сильно колбасит?
Странно, но жить стало немного легче. Не то чтобы веселей, но точно легче. Видимо, в самом деле «клин клином вышибают». Высокий мужчина с трудом поднялся, сел, согнул ноги в коленях и прислонился спиной и затылком к холодной стене. Голову немного отпустило, глаза привыкли к темноте. Кроме виденья кружки с водкой, появились вопросы:
— Где мы? Какая станция метро ближе?
— Какое метро, товарищ? На бокситовых рудниках мы с тобой. И проснулся ты сегодня в славном городе добытчиков боксита под названием Бокситогорск. А Питер от нас далеко, больше чем за двести километров будет. Считай, сослали нас, как декабристов. Слушай, а сам-то что? Ничего не помнишь?
Сосед по комнате, тощий мужик в майке и трусах до колен, встал, подошёл и протянул ладонь:
— Кстати, величают меня Иннокентием Константиновичем Зубовым. Прошу любить и жаловать. Можно, просто Кеша.
— Иван Рудольфович, или просто Ваня, — Шильд оторвался от стены и пожал руку.