Графини скоро надели башмачки, и пошли в сторону усадьбы – так и не приняли натурное купание нагишом.
Молодые князья Волконские с досадой выругались в кустах бузины, где волки воют.
— Винишь ли ты меня, брат Николай Андреевич, что графини не разделись на натуре, словно им в мозги вставили печные заслонки? – князь Федор Андреевич закусил травинку, сломал молодой, но с червоточинкой зуб.
— Целый день мы за графинями подглядывали, ждали, когда они в натуре разденутся, а они, словно – недоразумение женское! – князь Николай Андреевич встал в полный рост, выше кустов, словно к небу рос. – В крестьянках больше натуры: разделись, прыгнули в воду и – ОГОГО!
— Дзэн! – князь Федор Андреевич сплюнул осколки зуба с кровью, словно весь день пустой выплюнул.
ЕСТЕСТВЕННОЕ
Граф Егор Алексеевич Пантелеев по утрам совершал моцион: на велосипеде два раза объезжал значительное свое имение, как вокруг света за восемьдесят дней с Паспарту.
Одиннадцатого марта граф Егор Алексеевич после дзэна вскочил на велосипед, крутил педали и наслаждался мышечной радостью, притоком свежего воздуха в легкие и теплым дуновением Солнечного ветра – так щенок наслаждается первым годом жизни.
После моциона граф Егор Алексеевич соскочил с велосипеда, отдал дворецкому – Патрикеевичу, пошел было в умывальную комнату, но услышал несдержанный смех мамзелек.
Девушки прикрывали батистовыми платочками ротики, но не могли сдержать здоровый женский смех, будто пружинами его выпирало из грудей.
— Граф Егор Алексеевич, от вас потом воняет, как от мужика, – изящная княгиня Ольга Васильевна Лебедева озвучила причину всеобщего смеха и залилась пуще прежнего, как в театре братьев Филипповых.
— Больно возводить на себя поклеп, поэтому поклеп на себя не возвожу, – граф Егор Алексеевич поклонился барышням (на княгиню Ольгу Васильевну и её капиталы он возлагал большие надежды и уже считался её женихом). – Но потоотделение у мужчины после моциона естественно, также естественно, как, если бы вы, княгиня, например, испустили газы.
Естественное – не смешно! Дзэн!
После слов графа Егора Алексеевича наступила тишина, как перед грозой.
Девушки вспыхнули румяной зарей, подобрали юбки и спешно уходили от сконфуженного графа.
Только княгиня Елена Ивановна сложила губки бантиком и прошептала:
— Фи-с! Дурно-с, граф Егор Алексеевич!
Долго граф Егор Алексеевич укорял себя и журил за неосмотрительность и легкомыслие, искал повода подойти к невесте – княгине Ольге Васильевне, приводил барышням примеры из естественного в природе человека, но в конце третьего дня понял, что помолвка с княгиней и значит – с её капиталом расторгнута, как рвется в бурю якорная цепь – также естественно.
РАЗДЕЛЬНОЕ
— Иван!
— А?
— Гирю тебе в карман!
— Иван?
— Чего изволите, барин?
— Отец твой татарин! – помещик Иван Георгиевич Румянцев потешался над дворовым человеком стариком Иваном: — Иван?
— Ну, я Иван!
— На шею тебе солдатский барабан!
— Иван!
— Потешаетесь?
— С ведьмами по ночам шаритесь!
— Иван!
— Ась?
— В портках у тебя карась! – Иван Георгиевич в отличнейшем настроении после дзэна потешался и хохотал над Иваном, словно с кловуном в балагане.
Иван насупился, принимал потешание стойко, но с достоинством нищего мужика.
Наконец, после очередной потешки барина (— Иван! – Слушаю-с! – За обедом скушаю!) Иван обнаглел и сам пошутил.
— Барин!
— Да?
— На нос тебе женская м…а!
Барин Иван Георгиевич, как услышал потешку мужика, так сначала выпучил очи, хватал жадно воздух, как карась в сухом болоте, а затем успокоился, простил мужику Ивану фамильярность.
— Дзэн, он и на потешку дзэн и на раздельное!
На то дзэн нам и дан, чтобы мужик и крестьянин раздельно жили и шутили.
И баб разделил на красивых и плоскогрудых!
Вечером ужинали раздельно: помещик Иван Георгиевич за столом на веранде, а мужика Ивана подвязали к дереву вверх ногами, и под голову поставили корыто с помоями для свиней.
БЕСПРЕДЕЛЬНОЕ
Графиня Ангелина Федоровна Круглова в белом кружевном платьице с оборочками, рюшечками, ленточками, в белых чулочках, балетных тапочках бегала по Летнему Саду, взмахивала руками-крылами и звонким, милым кошкам и канарейкам голоском, призывала к радости:
— Господа! Сегодня прекрасный совершенный день!
Жизнь удивительна и обворожительна, словно лебедь.
Верьте, верьте в лучшее, господа!
Мы же все веселы!
Души у нас добрые, а сердца преисполнены благодати!
Откройте себя людям, подарите свою радость, искрящуюся, как шампанское в ресторации Жана-Жака. Господа!
— Беспредельное счастье! А ведь графиня Ангелина Федоровна – девица на выданье, и не боится в счастье казаться бесцеремонной! – князь Андрей Семенович Полянский от волнения пустил слезу, и слезинка бриллиантом застыла в уголке левого глаза с лучиками доброты – так плачет крокодил над рыбкой. – Девичий задор, нерастраченная энергия молодости, фонтан светлых, искренних чувств.
— Душечка, отчего же только господа? – князь Андрей Семенович Полянский подпускал к графине Амура, издалека, как с ружьем отправился на ловлю рыбы: — Радость – для всех, даже для скотов малых и великих.
Пусть же ваше веселье затронет и дам!
— Зачем мне дамы, милостивый государь? — графиня Ангелина Федоровна Круглова на миг сгустила тучи на обворожительном личике. – Дамы – вздор!
Дамы – конкурентки на пути к счастливому семейному счастью с мужем в белых обтягивающих макаронных панталонах!
Позвольте, я растрачу радость и призову к веселью только господ!
На мадемуазелек не растрачу доброту души и не призову гадких, отвратительных бабенок!
Дзэн!
ПОПИРАНИЕ
Граф, историк, политический деятель Семен Альбертович Кривоухов в Думе занимал солидное положение, как шмель на воеводстве.
На очередных Думских слушаниях разбирался насущный вопрос о попирании основ общества, Государства Российского иностранными кредиторами.
Граф Семен Альбертович стоял в оппозиции к радикалам, поэтому уверял коллег по Думскому собранию, что:
— Полноте! Полноте, господа!
Нет угроз Государству Российскому от инородных попираний – а вино из Италии кислое.
Наше Государство попирали много раз и еще неисчислимое количество раз попрут, я, вам, как историк Государства Российского со всей ответственностью скрипичного ключа заявляю!
Представьте, что я – Россия, и мне нет страха, если инородец с длинным носом меня попрет!
Дзэн!
Довольный своим выступлением, граф Семен Альбертович вытер круглое лицо батистовым платочком с вышитой Сусанной Хорватовой (венгерской балериной, что так ловко поднимает ногу и произносит «Зю-зю») и отправился по нужде в мужскую комнату!
Когда граф и историк Семен Альбертович наклонился над серебряным умывальником, нежданно-негаданно погасли свечи в канделябрах, и из полной темноты что-то или кто-то (граф Семен Альбертович потом уверил себя – что черт его попирал) чем-то (граф Семен Альбертович додумался, что ногой) ударило в ягодицы так, что граф Семен Альбертович конфузливо и больно ударился головой в серебряный в форме пениса лебедя кран.
Голос из темноты (граф Семен Альбертович нашел в голосе нотки Великого князя Сергея Анатольевича) с ехидцей пропищал:
— Аз, ежели ты – Рассея, то я – инородец и попрал тебя, Иуда?
Понравилось?
— Не попирание сие, а – глумление над личностью! Дзэн! – граф Семен Альбертович не согласился, даже в темноте начал диспут о значениях слов и политики, словно дзэн ему глаза выел.