— Но как же так-с! Невозможно! С дамами! – корнет Оболенский прятал голову в рушник (подарок маменьки).
Жуир Матвей Филиппович в Покров не выдержал и принялся за обучение молодого Михаила Юрьевича наукам побеждать дам.
К Ильину Дню Михаил Юрьевич настолько окреп, что без страха и сомнения подходил к любой барышне и словами затаскивал её в постель, как мышку в нору.
После ночи любви дамы с удивлением трясли головками и шептали:
— Амурник! Я даже и не помышляла, но Михаил Юрьевич замутил голову, словами склонил так, как иной пастух кнутом не склонит к сожительству!
На Рождество Оболенский Михаил Юрьевич на балу в честь китайского посла с небрежным видом меланхоличного нигилиста бродил по зале, и уверенный в своей словесной силе обольстителя, подыскивал даму для ночных утех в будуаре, или в номерах.
Его внимание привлекла роскошная красавица молодая графиня Ебужинская Анастасия Викторовна, только что из Парижа прибывшая по настоянию матушки Императрицы.
Графиня Ебужинская хохотала, обмахивала веером чрезвычайно вольное декольте, бросала острые взгляды на кавалеров, вела себя, как деревенская девушка в гусарской бане.
Михаил Юрьевич уже примерявший графиню к своей кровати, подошел, учтиво отвесил поклон, открыл рот и начал истертую словесную битву, в конце которой обязательно выйдет с победой, как Александр Македонский из Рима.
— Честь имею графиня Анастасия Викторовна…
— А? – графиня Ебужинская неучтиво перебила Михаила Юрьевича, но улыбкой искупила вину, словно три червонца положила в кирасиру.
— Я…
— Куда едем, Михаил Юрьевич?
— Хм! Куда угодно-с! Хоть…
— Пошла писать карета! – графиня Ебужинская выражалась потешно, неожиданно для Михаила Юрьевича, сбивала его с генеральной линии обольщения – так по окопам скачут овцы и бараны, мешают военным маневрам.
— Я…
— Вы, Михаил Юрьевич, любите семечки.
— Позвольте, графиня…
— Пора! Оставьте меня с вашими кузинами.
— Хм! Почему мои кузины? — Михаил Юрьевич заметно грассировал, чувствовал, как уплывает ночь с графиней.
— Употребляете, Михаил Юрьевич?
— Извините-с, графиня…
— Осчастливьте меня!
— С превеликим удовольствием, Анастасия Викторовна…
— Нужда заставит, и крестом вышьешь! – графиня Ебужинская отвернула от Михаила Юрьевича своё тело и благоволение, как в яму закинула.
«Графиня Анастасия Викторовна не жалует мужчин! — Михаил Юрьевич оправдывался перед собой за поражение в кадрении. – Не нужны ей мужчины, словно в нас горох насыпали, как в мешки».
Но графиня Ебужинская Анастасия Викторовна направила маленькие стопы к графу Безухову Алексею Петровичу, как к золотой карете.
Графиня заигрывала с графом, склоняла его на свою сторону, допускала вольности в обращении с мужчиной, и, наконец, под зубовный скрежет Михаила Юрьевича Оболенского потащила в будуар.
— Чрезвычайное! — Михаил Юрьевич перекусил мундштук, пригладил волосы и с рыданиями сбежал с бала.
ПОТУСТОРОННЕЕ
Графиня Маленковская Ирина Владимировна поутру обнаружила у себя на лобке вошь лобковую.
Сие обстоятельство привело графиню в сильнейшее замешательство, словно она упала с телеги.
Графиня Маленковская всегда славилась чистотой, даже до суеверий доходила в обмывании тела и волос, как на голове, так и на других участках тела – сурьмой изводила кожу, белилами, французскими присыпками и индокитайскими мазями с запахов деревенских выгребных ям.
«Где же я эту гадость приняла на себя? – графиня Ирина Владимировна осторожно сняла лобковую вошь, раздавила ногтями – щёлк! – Не дворовая девка я, по соломам не каталась, как собака на сене.
От графа Разумовского Алексея Геннадьевича?
Но граф Разумовский чистоплотен до приличия, как и я, даже парик посыпает не мукой, а ядовитым для блох и клопов порошком.
От Великого князя Сергея Мироновича?
Но князь по три раза в день в лохани купается, словно карась.
От дворни ко мне лобковая вошь переползла?
Но с быдлами и хамами я не имею сношений, потому что – благородных кровей, как арабская кобылица».
В обед графиня Ирина Владимировна в величайшем волнении нанесла визит ближайшей подруге – графине Ювеналовой Екатерине Петровне.
— Совестно, что я тебя беспокою, отрываю от милого друга графа Бестужева, – графиня Ирина Владимировна оправдывалась перед подругой, что встретила её в неглиже, – но дело щекотливое и для меня жизненно важное, как рассол после пира.
Поутру я обнаружила у себя на лобке вошь одноименную.
Небось, ты себя сейчас едва сдерживаешь от брезгливости, когда думаешь о вше?
— Отчего же? Вошь лобковая – ерунда, как дождь ночью! – графиня Екатерина Петровна зевнула, словно мужика проглотила. – Эка невидаль – вошь на лобке!
Я сегодня с себя две вши сняла, и вчера вечером одну, как пыльцу девственности скинула!
— Но откуда? Откуда они берутся, гадкие кусачие? – графиня Ирина Владимировна от ужаса прикрыла ротик батистовым платочком с монограммой правящего дома. – Дурно! Дурно-с тысячи раз!
Можно подумать, что мы с мужиками якшаемся за праздничным столом!
— А ты, душа моя, подумай, что вошь не от мужиков, не от графьев, а из другого Мира!
Вошь – явление потустороннее! Дзэн! — графиня Ювеналова щелкнула красивыми пальцами без ногтей.
Графиня Ирина Владимировна с радостным волнением приняла версию подруги, и в следующие разы, когда снимала лобковую вошь со своего тела, то воздевала очи к потолку и шептала пересохшими губками:
— Потустороннее! Дзэн!
БРУТАЛЬНОЕ
На Сенной Площади естествоиспытатель, историограф, политик, поэт и музыкант Андрей Витальевич Смольянинов наблюдал, как кнутом били молодую цыганку.
К Андрею Витальевичу подошел поэт, философ, искусствовед Федор Прохорович Григорьев, встал рядом, долго молчал.
И Андрей Витальевич молчал: цыганку увели, а два великих ума стояли и молчали.
Наконец, Андрей Витальевич посмотрел со значением на Федора Прохоровича и молвил по дзэну:
— Совершенство!
Федор Прохорович тоже слыл знатоком русского дзэна, поэтому добавил с легким поклоном,
— Взаимодополняемое!
Врач, биолог, зоолог, философ, историк, эстет Иван Михайлович Карамзин усмехнулся, когда услышал от коллег по дзэну «совершенство» и «взаимодополняемое», подошел, постучал тросточкой (с серебряным набалдашником) по камням и изрёк, как золотую реку переходил с песней:
— Прекрасноположенное! Дзэн!
ПОПРЕКАЕМОЕ
Граф Одоевский Роман Проклович устраивал театры крепостных актеров, а затем театры продавал, дарил, отдавал внаем, как рабочую скотину.
Для новой пьесы «Барышня-крестьянка» он нагнал для просмотра крестьянок, велел, чтобы разделись в бане, а он сидел в кресле, похожем на трон, стучал правой рукой по левой руке и разглядывал, а с разглядываниями и раздумывал над крестьянками – кто искуснее исполнит роль барышни-крестьянки.
Все девки хороши, как на подбор – жаловал граф Роман Проклович своих крепостных: не изнурял непосильной работой, одаривал пирогами и салом, девкам – конфеты и мед с орехами, чтобы телеса не угнетались, не ссыхались, как солома.
Нагие девки проходили перед графом, показывали своё русско-народное актерское мастерство: с длинными волосами до пят, с соразмерными телами, с синими глазами и румяными щеками, а все – белокожие, словно сахар.
Никто не выделялся ни игрой, ни телом, что вводило графа Романа Прокловича в печаль, оттого, что не продвигалась работа над спектаклем, словно спектаклю оглоблю в рот засунули.
Вдруг, из круга девок выскочила озорная красавица бритая налысо, как рекрут.