На Рождество его пригласили на торжественный бал с ужином в Зимний Дворец, разукрашенный, как физиономия денщика Ивана.
Поручик Голицын Семен Игнатьевич пришел на ужин в некотором волнении и легком подпитии для храбрости: опасался, что нарушит этикет, как вазу разобьет.
За столом по правую руку от поручика сидела графиня Пустовойтова Алина Родионовна в воздушном платьице и собольей накидке, что шла к её милому личику, нежному, как дуновение зефира.
Графиня Пустовойтова ловко орудовала ножами, ножичками, вилками, вилочками, ложками, ложечками, при этом знала застольный этикет сногсшибательно, чем конфузила поручика Голицына.
Поручик волновался, судорожно трепыхался, но к столовым приборам не прикасался – опасался, что вызовет смех графини Алины Родионовны, словно в колодец упадет без воды.
Семен Игнатьевич решил, что будет пить только водку рюмками, а к другим предметам не прикоснется, словно они отравлены американским ядом.
Рюмка за рюмкой, рюмка, за рюмкой!
Графиня Пустовойтова Алина Родионовна с улыбкой следила за манипуляциями поручика Голицына, наблюдала, как маленького утенка:
— Что же вы, поручик, не закусываете белое столовое хлебное вино? – графиня улыбнулась мило и с помощью замысловатой вилки и кривого ножичка из набора подцепила маленький гриб рыжик.
— Не решаюсь! Не решаюсь дзэн нарушить! — поручик Голицын слукавил и снова выпил, будто загонял жажду в печенки.
— Экий вы нерешительный, поручик! – графиня Алина Родионовна Пустовойтова засмеялась и тут же вздрогнула, как из кареты выпала на мостовую.
Поручик Голицын облапил её под столом и над столом – как рук на все части тела дамского хватило, охальнику?
— Однако, Семен Игнатьевич, вашу нерешительность да в Институт благородных девиц! – графиня Пустовойтова Алина Родионовна прошептала в смущении, но с великой долей довольства и радостного головокружения, как на качелях в Летнем Саду.
ДИКОЕ
Естествоиспытатель натуровед Семен Абрамович Пржевальский изучал в горных селеньях дзэн и лошаков.
В высокогорной деревне он приметил замечательного статного лошака с умными проницательными очами, тонким станом и лакированными копытами, не загрязненными людскими руками.
Семен Абрамович Пржевальский долго зарисовывал лошака, ходил вокруг да около, как кот крутится около капкана с мышью.
Житель горного аула потешался над Семеном Абрамовичем Пржевальским: смеялся над ученым, щелкал пальцами, корчил рожи, потому что – неуч, а в конце предложил на потеху сотоварищам по горному селу.
— Дуй лошаку в зад, дядя!
Семен Абрамович Пржевальский протер очки, внимательно посмотрел на хохочущего шутника и его одноаульцев и ответил по-народному, потому что долго изучал быт и нравы жителей горных племен:
— Маму свою поцелуй в зад, баран!
Через сутки помятый, побитый Семен Абрамович Пржевальский очнулся в областной лечебнице, ощупал себя, остался доволен, что ничто не отрезали ему обиженные горные люди:
— Дикий народ горцы с лошаками!
Дзэна в них нет, дзэна!
ПАНИЧЕСКОЕ
Конструктор Сергей Иванович Королев очень любил свою собачку Лисичку и часто запускал её на ракете в космос, потому что так велел Государственный дзэн.
Однажды, по приказу Главнокомандующего, космический корабль с собакой по кличке Лисичка взорвали в атмосфере Земли, чтобы не упал на вражескую территорию, где люди с рогами и с копытами.
Сергей Иванович Королев очень горевал по смерти собачки, даже шептал имена всех псов в полоумном бреду.
Курьер из столицы привез Сергею Ивановичу Королеву Царскую награду за смерть собачки и утешал конструктора конфетами с миндалем:
— Полноте, полноте, Сергей Иванович!
Смотрите на случившееся со стороны дзэна!
Дзэн не воспрещает убивать подопытных! — Курьер приколол к халату конструктора звезду почета, как майскую розу цыганке.
Сергей Иванович Королев оглушил курьера пустой бутылкой, засунул в ракету и поджег фитиль двигателя, словно раздувал самовар в Мытищах.
Курьер понял свою судьбу подопытной собачки, бился головой в иллюминатор – так бьется рыба в озере об лед.
— Дзэн не воспрещает убивать подопытных! – Конструктор Сергей Иванович Королев высморкался в берестяную грамоту, задумался, затем в последний раз взглянул на курьера паникующего и носком дорогого ботинка на песке написал: — Паническое! Дзэн!
НЕВОЗМОЖНОЕ
Купец Рукавишников Степан Георгиевич обожал пироги с грибами – так собака обожает конину.
Степан Григорьевич кушал пироги в изобилье, жадничал, давился, затем, после вкушания отдувался, пучил глаза и громко испускал газы из всех природных отверстий.
После Великого Поста купец Рукавишников заказал в трактире пять пирогов с грибами и еще два пирога.
Трактирщик предостерегал купца Степана Георгиевича, хотя себе в убыток предостерегал, как выкидывал из кармана червонцы:
— Полноте, полноте Степан Георгиевич, лопните от обжорства, как корова на весеннем лугу с клевером.
Повремените, не толкайте сразу все пироги в пасть, вы же не крокодил аглицкий.
Невозможно столько пищи, лопаете, как донжуан.
— Невозможно! Дзэн! – купец Рукавишников Степан Георгиевич согласно кивал головой: то ли соглашался с трактирщиком, то ли не соглашался и говорил, что невозможно отказаться от пирогов с грибами, как конторский служащий не откажется своровать миллион. – Невозможное! Дзэн! – и приступал к следующему пирогу с грибами.
ПОПУСТИТЕЛЬСТВО
Графиня Елена Федоровна Митяева частенько воровала орехи на ярмарках.
Наденет дорогую шляпку со страусиным пером, сверкнет глазками из-под кокетливой мантильки, а руку запускает в орехи и орехи в ридикюль бросает – не много, не больше одной горсти от одного продавца, похожего в доброте своей на карася в сметане.
Знали торговые люди, что Елена Федоровна Митяева ворует, но всё спускали ради красоты её и знатного рода.
— Ишь, выжига! – торговцы качали головами и смотрели вслед утонченной графине (бывшей балерине Императорского театра), похожей на скрипку.
А графиня Елена Федоровна Митяева уносила с собой ворованные орехи.
«Попустительство» — Елена Федоровна Митяева думала с улыбкой Джоконды.
ВЕЛИКОСВЕТСКОЕ
Поэтесса Ольга Петровна Ломакина — писала под псевдонимом Ольга Сафо – часто разъезжала по России в поисках новых тем – так медведь обходит свои угодья, проверяет – не созрела ли малина.
На Пасху Ольга Петровна отправилась в путешествие из Петербурга в Москву, наняла извозчика на торговой бирже, где пуд соломы продают по цене пуда сахара.
Кучер – молодой крепкий парень с ровными белыми зубами, чистым приветливым поэтическим лицом, романтическими золотыми кудрями, спелыми вишневыми губами, облаченный в красную новую рубаху, синие полосатые портки, а на ногах яловые сапоги со скрипом – пришелся по сердцу, душе и телу поэтессы.
— Что, барыня, так и до Москвы вас повезу, как ляльку драгоценную, – кучер скрипнул ягодицами на козлах, полуобернулся, одарил ямбовой улыбкой.
— Великосветское это, путешествия из Петербурга в Москву, милейший! – ноздри поэтессы хищно раздувались, как капюшон индийской кобры в зоосаду: — Вези сначала в ресторан к Потёмкину, а потом ко мне в нумер поедем лафит пить, по-простому, по-народному!
Дзэн!
СТЕПЕННОСТЬ
Генерал в отставке Сергей Васильевич Прокофьев – большой оригинал, как Петрушка в балагане, но серьёзный.
Писатель, поэт, философ, художник, композитор, военный инженер Сергей Васильевич Прокофьев в доме поддерживал образцовый казарменный порядок.