В величайшей задумчивости Михайло Сергеевич Менделеев зашел в баню, в женское отделение, прошел в моечную и присел на каменную скамью рядом с нагими женщинами, похожими на мокрых куропаток.
— Ах, боже мой, мужчина!
Что вы делаете у нас в бане, словно забыли, что вы мужеского пола? – купчиха Александра Сергеевна Пушкина всплеснула белыми полными руками, но прелести свои не прятала – к чему, если мир так жесток.
— Извините! Рассеян по причине слабого здоровья и шаткого душевного настроения! – ученый Михайло Сергеевич Менделеев протер запотевшее пенсне-с и весьма сконфузился немедленно от обилия голых женских тел в окружении – так лисица в курятнике краснеет от стыда за своё поведение: — С какой стати я сюда зашел?
На что надеялся, если сконфузился до судорог в ногах, так что не встану по своей воле еще пять минут, словно мне в ноги залили ртуть.
— Не похожи вы, сударь, на больного ученого, – графиня Наталья Ростова испытующе смотрела на Великого русского ученого, словно искала у него на теле знак три шестёрки: — У больных взор бегающий, губы пересохшие, а руки опускаются, как у обезьяны из зоосада.
Ваши же очи горят адским пламенем, губы пухлые, влажные, похотливые, а руки вознесены к небесам, словно вы тучи ловите в женском отделении бани.
— Всё из-за рассеянности: и руки воздетые, и губы пухлые влажные, и отсутствие больного взгляда, — Михайло Сергеевич Менделеев оправдывался и облизывал губы, увлажнял их, как на ветру в Сибири. – Вона как рассеянность меня подвела! Дзэн!
БЕСОВСКОЕ
Банкир Анатолий Михайлович Шерер крупно выиграл на бирже, словно золотую гору нашел в доме терпимости.
Радостную весть он отправил письмом с гонцом своей жене Анне Павловне Шерер, а сам отправился на дружеский ужин в честь победы на бирже – так Александр Македонский съедал на ужин коня после победы над врагом.
После ужина Анатолий Михайлович Шерер с сотоварищами и примкнувшими незнакомыми, но весьма положительными по виду, людьми отправился в увеселительное заведение, где ночью светлей, чем днем, как в Африке.
Поутру компания разрослась за счет веселых дам, похожих на розанчики.
Домой банкир Анатолий Михайлович Шерер вернулся только через неделю: уставший, раздраженный, больной и бедный – все деньги спустил на увеселения.
— Что ж вы, ирод, прогуляли состояние! – жена Анна Павловна Шерер из будуара кидала в мужа мягкими подушками и флаконами с ароматной французской водой: — Знала бы я, так курьеру тому, подарила бы своё благоволение, чем теперь на вас взираю с укором и журьбой в глазах.
Отвечайте, Анатолий Михайлович, зачем деньги потратили на пустое, никчемное и без юбок?
Граф Анатолий Михайлович Шерер долго мучительно соображал, чмокал, вытирал нос батистовым белым платочком, затем развел руки в стороны, словно ловил балерину Альфонсину и произнес с великоросской тоской – так кричат гуси под ножом повара:
— Бесовское всё это! Бесовское! Дзэн!
ОТЧАЯНИЕ
Помещик Иван Сергеевич Тургенев каждый день с ружьем и записной книжкой уходил на охоту, как в библиотеку читального общества «Знание».
Теплым августовским днем, когда жирные зайцы обнаглели и гоняли по лугам диких баранов, Иван Сергеевич Тургенев вышел к извилистой речке с неисчислимым количеством уток в камышах.
Чу! В речке омывала перси белая молодая поселянка с длинными распущенными соломенными волосами.
Помещик Иван Сергеевич Тургенев в недовольстве крякнул от досады – наступил на одни и те же грабли мысленные:
— Эка! Я ведь заранее знал, что так закончится, что зайца не затравлю!
Дзэн отчаяния!
Предчувствовал, а к реке свернул, словно баламутный школяр.
Иван Сергеевич Тургенев скрипнул зубами от злости, откинул ружье и ягдташ, разделся и с недовольством полез в речку к прекрасной незнакомке.
ИЗОБИЛЬНОЕ
Императрица Екатерина Вторая с дружеским визитом осматривала свои земли возле Вологодчины, словно с небес сошла пава.
После утреннего дзэна, еще немытая и нечесаная Императрица в карете въехала в село Балабуево, прославленное пирогами с калиной.
— По сусекам поскреби, Иван Павлович, собери медяков – раздам нуждающимся крестьянам, а то у них дырки на задницах. – Екатерина Вторая приказала казначею, зевнула и прикрепила парик к голове, как корону Российской Империи. – Я – матушка моего народа, щедрая и справедливая.
Уши, уши не затыкай, когда с тобой Императрица разговаривает – одаривает золотыми словами.
Иван Павлович руки от ушей убрал, но медяки не собирал, а сказал супротив госпожи:
— Их бин, матушка!
Крестьяне твои живут привольно, ни в чем не нуждаются, особенно в мелкой монете, потому что на золоте едят, богаче аглицких Королев живут.
Не обессудьте, лучше медяки мне отдайте на благие дела по переустройству моего прохудившегося загородного имения.
— Потерял рассудок и помешался, дерзновенный! – Императрица укорила Ивана Павловича и вышла из кареты, как в сноп с золотыми зернами прыгнула.
Налетели на Императрицу крестьяне и дети крестьянские: в золото и парчу разодетые, в собольих накидках и горностаевых мантиях.
Сапоги у всех дорогущие, на руках перстни с драгоценными камнями – немерено, как в казне.
Телеги крестьянские из золота, а ведра в колодцах из серебра.
Императрица Екатерина Вторая подивилась весьма, словно на небо в Рай живая пришла, вскочила в карету, послала устное благословение крестьянам и прошептала хихикающему Ивану Павловичу:
— Истинное изобилие! Дзэн! – Екатерина Вторая стукнула перстнем в лоб Ивана Павловича, чтобы журьба из глаз его – вон!
Не слышала и не видела матушка, как крестьяне в золотых цепях и яловых новых сапогах бежали за каретой, падали на дорогу, мощеную мрамором, воздевали руки к небу и вопили дурными голосами паралитиков:
— Не надо нам изобилия злата, матушка!
Исти, исти хотим!
На что нам золото и каменья драгоценные, если нетути хлебушка!
С голоду пухнем в шелках!
На брюхе шелк, а в брюхе – щелк!
Изобилия хлебушка нет! Дзэн!
ПРИСТАЛЬНОЕ
На Новогоднем балу Наташа Ростова, ах, как хороша, свежа – бутончик в панталончиках!
Графиня Ростова танцует, а муж её граф Безухов с князьями беседы политические ведет, словно пьет водку стаканами.
На одинокую танцующую Наташу Ростову внимательно смотрит поручик Голицын, закручивает ус, сверкает глазищами – по три рубля за фунт глаза черные идут на ярмарке.
Графиня конфузится, поправляет оборочки, натягивает бальное платье, веером грудное место прикрывает, чтобы охальник Голицын не взирал с животной страстью.
— Так-с, – Наташа Ростова не выдержала и после мазурки, которую танцевала одна одинёшенька подошла к поручику Голицыну, надула губки и игриво стукнула поручика веером по правой щеке: — Милостивый государь! Объяснитесь!
Почему вы меня конфузите пристальным взглядом, от которого я честь замужней жены теряю?
Охальник!
— Ничего, сударыня! – поручик Голицын звякнул шпорами, как серебряными колокольцами. – После дзэна меня на баб потянуло!
Вы танцуйте, танцуйте, я пристально не на вас смотрю, а на ваши прелести, ваши движения и ягодицы!
Вас, как личность вниманием не оскорбляю.
Нет мне дела до вас, а ваши прелести – они живут своей, отдельной жизнью, как платье отдыхает в шкафу.
Поручик Голицын алчно зыркнул графине Ростовой в разрез бального платья, словно высматривал щуку в проруби.
Графиня отбежала на середину залы, танцевала снова одна, но уже не конфузилась под взглядами поручика Голицына:
«Не на душу мою пристально смотрит, а на телеса!