Жан-Жак амурничал, сплетничал и за сплетнями и амурами скрывал жадность — так лисица скрывается в перьях петуха.
Но графиня Маргарита Викторовна Сухомлинская упорно требовала денег на больницу для сирот, словно готовила койку для Царя батюшки.
Французский посол пришел в неистовство, укорял, журил графиню в излишнем рвении во вспоможении, но с лица угодливую улыбку не убирал, потому что держал имидж куртуазника:
— Ах, мон шер, графиня Маргарита Викторовна Сухомлинская!
Вы во всех изящных искусствах преуспели, а на больницу гадкую себя тратите, словно по болоту идете в бальных тапочках. – Жан-Жак осветился внезапной спасительной мыслью, которая спасла бы его от пожертвования: — Если бы вы станцевали канкан, графиня, то я бы дал денег на больницу для сирот.
Но вы же не переступите через себя, как и я через себя не переуступлю изящной ножкой в башмачке Людовика.
— АХАХАХ! – графиня Маргарита Викторовна Сухомлинская засмеялась, откинула к плечу изящную головку и тотчас начала танец канкан, немыслимый на великосветском вечере, посвященном культуре.
Когда танец закончился, и графиня Маргарита Викторовна Сухомлинская зашнуровывала корсет, французский посол Жан-Жак с негодованием и неудовольствием бросил на поднос деньги — вспоможение на строительство больницы для сирот, словно Луну от сердца оторвал.
Но графиня Маргарита Викторовна Сухомлинская деньги посла схватила с подноса и засунула себе за лиф профессиональным движением поэтессы.
— Ах, мон шер! – Жан-Жак от удивления уронил золотой лорнет (под ноги купца Калашникова, и лорнет тотчас же погиб под сапогом). – Вы забрали деньги себе?
Но это же – дурной тон!
— Дурной тон, когда мужчина не вспомогает сирым и убогим, а бросает деньги в жерло разврата! Дзэн! – графиня Маргарита Викторовна Сухомлинская грозно смотрела на французского посла, от негодования даже топнула изящной ножкой.
ПРЕДРАССУДКИ
Помещики Артем Иванович Дубровский и Сергей Игнатьевич Троекуров выехали на охоту на матерого волка.
С вечера ловчие обложили волка, и помещикам с борзыми и легавыми осталась только честь — посадить матерого волчицу на нож – так в трюмах Санкт-Петербурга на нож сажают журналистов.
Гукнули, аукнули, понесли кони.
Помещики скачут на добрых лошадях, лица мужчин розовеет на фоне белейшего снега цвета кристаллов цианистого калия.
Волку нет дороги, бежит на охотников, как в нору к львице.
Вдруг, с тракта несется жирная свинья, а за ней баба в тулупе, и вопит дурным голосом злой сплетницы:
— Борька! Борька, чтоб тебя черти сожрали!
Сбежал, ах, сбежал, родимый, из свинарника!
Баба ловит сбежавшую свинью, а помещики с досады рвут бакенбарды, как девушкам локоны обрывают.
Боров прорвал красные флажки, и в дыру ринулся матерый волк, убегал, уходил от погони, потому что борзые и гончие рванули за свиньей, оттого, что она менее опасна и более жирная, чем матерый волк.
— Свинья охоту сорвала! — Артем Иванович выстрелил в сторону бабы, но нарочно не попал, чтобы грех на душу не лег мельничным жерновом.
— Полноте, Артем Иванович! – Сергей Игнатьевич Троекуров порывисто извлек фляжку с водкой и сделал пять глотков, как верблюд в Кара-Кумах. – Свинью загоним вместо водки – потеха!
— Свинью-с? Фуй, Сергей Игнатьевич! Это низко и неподобающе, словно в бане с мужиками париться и трогать бородатых мужиков, как баб.
— Мой дзэн считает ваши слова предрассудком, почтеннейший Артем Иванович, – Сергей Игнатьевич Троекуров подгонял коня за свиньей.
Когда конь и всадник с собаками скрылись в лесу, Артем Иванович в задумчивости почесал затылок под малахаем: не знал помещик, о чем сказал Сергей Иванович, что – предрассудки – о гонке за свиньей, или о бане с бородатыми мужиками.
ОСОЗНАНИЕ
Мальчик Миша княжеского рода Васнецовых рос прилежным гражданином, умным, почтительным, благородным, как олень в английском зоосаде.
Становлению Мишеньки способствовали родители, сказки няни Арины Петровны и книжки с картинками пристойного содержания, не меняющую сущность человека в дурную сторону – так кусок шоколада не испортит ребенка.
Папенька Мишеньки – богатый граф Васнецов Сергей Иванович поощрял Мишенькино рвение к книжкам, говорил, что в книжках – правда жизни, и, кто по книге живет — добра наживет!
Мишенька очень любил книжки о Царях и богачах, что естественно для мальчика в полосатых чулках и в парике с буклями.
Маменька Мишеньки графиня Анна Александровна тоже поощряла Мишенькино рвение — погладит сыночка по головке, угостит медовым пряником и укатит на балы.
Веселая маменька, добрая, от неё всегда пахло шампанским и мужскими духами, как от поручика Оболенского.
Однажды графиня Анна Александровна прибыла с бала под утро в прекраснейшем настроении, даже пела в будуаре, как соловушка.
В опочивальне на кровати Анна Александровна нашла зарезанного своего мужа – графа Васнецова Сергея Ивановича: в крови, с множеством ран.
Анна Александровна бросилась в детскую, но бежала изящно, следила, чтобы стопы правильно выворачивались, как на сцене в балете «Лебединое озеро».
В детской в кроватке лежал младшенький сынишка Андрейка с перерезанным горлом, а рядом, на коврике с вышитыми медвежатами мирно сопел с окровавленным ножом Мишенька.
— Мишенька, Мишенька, сынок мой! Не спи на полу – простудишь простату и не сможешь на балах блистать! – Анна Александровна разбудила Мишеньку, аккуратно взяла у него из детской ручки ножик: — Почто, Мишенька, ты папеньку своего убил, мужа моего Васнецова Сергея Ивановича и братика своего зарезал Андрейку – несмышлёные они, но это не повод для убийства.
— Повод, милый друг маменька, огромный повод для убийства! – Мишенька потянул к маменьке кровавые ручонки, и Анна Александровна тщательно оттерла с них кровь, как макияж на личико накладывала: — В умных книжках литераторы пишут, что надобно убивать конкурентов, поэтому и я убил, как в одну реку два раза вошел: с папенькой вошел, и с братиком Андрейкой.
Когда я бы достиг наследного возраста – кто знает, как папенька повернул бы себя, с хитрецой: вдруг бы все состояние на Андрейку написал, а меня постылым бы прогнал.
Али от кого бы еще одного наследника прижил, словно каленым железом кроликов размножал.
И вас, маменька, бросил бы, без вспомоществования оставил, а я уважаю вас, маменька, потому что вы – веселая и красивая, как яблоня в цвету!
— Ах, Мишенька! Прекрасная ты натура, восхитительная! – Анна Александровна заключила сыночка в объятия и осыпала поцелуями, как парики после кваса и пива посыпают мукой: — Дзэн тебе помог, не иначе, как дзэн! – Маменька на миг отсранила Мишеньку: — Ты осознал?
— Осознал, милый друг маменька, что я вынужден, как мужик зимой в сугробе.
И вам же выгода – я не буду препятствовать вашим утехам на балах и в будуарах!
— Ну, ежели осознал, Мишенька, то – умничка!
Помоги мне, мертвых конкурентов наших — папеньку и Андрейку - надо до утра в речку Неву сбросить осетрам на корм.
НЕЗНАЧИТЕЛЬНОЕ
В имении князя Пинягина Сергея Васильевича любили голубцы – капустные листья, а в них фарш свиной с рисом и специями заморскими.
По утрам каждого дня: кто куда – Питерцы на причал за свежей финской рыбой, Саратовцы и Астраханцы – на базар за арбузами и воблой, подданные князя Пинягина – на местную ярмарку за свежими голубцами – так кукушка весной летит в родное гнездо чижа.
Пинягинский шеф-повар из крепостных крестьян Антон Егорович Блохин прошел обучение кулинарному искусству в городе Париже, где много беспамятных дев окунают тела в холодную воду, чтобы похудеть.