–Извините, я бы хотел купить у вас картину. – произнес я достаточно робко, весь чуть ли не дрожа от страха, природа которого не было мне известна.
–Эти картины уже не продаются, час их прошел, ты немного не успел. – спокойным голосом ответил мне художник.
–Тогда я могу вам дать денег., сделаем вид, что купил.
–Интересное у тебя отношение к искусству, молодой человек, ты можешь платить за сам факт его существования. – он сделал небольшую паузу. – Если тебе так хочется дать мне денег, я найду для тебя что-нибудь, время чего еще не пришло. Если, конечно, тебя не испугает пройти в мою мастерскую. Она недалеко от метро.
Я согласился и спустя несколько минут подъема из глубин земли, он, как опытный гид, повел меня в свою обитель. Шли мы темными дворами, и меня не покидало чувство, что сейчас меня зарежут. Эти дворы я и днем боялся обхаживать, а тут еще и мой попутчик, от которого так и веяло чем-то не от мира сего. Я соображал, почему и зачем на это подписался, по спине ударило, шея начала двигаться какими-то отрезками и почти что не слушалась. Мое природное любопытство победило инстинкт самосохранения в очередной раз.
Мы вошли в еще один дворик, и я, сквозь темноту, заметил, что он весь был украшен самодельными постройками. Тут было все: машины, фигуры сказочных героев, небольшие замки, украшенные клумбы – рай для детей и случайно забредших туристов. Старик показал рукой на подвал ближайшего дома и заявил, что проживает там. На секунду я снова задумался, не хотелось умирать именно сегодня, но что поделать, сам на это согласился. Сквозь дрожь, отрывистыми движениями я вошел в подвал. Художник включил свет и показал мне рукой, куда сесть. Я послушался его, приземлился на советский стул и начал рассматривать помещение. От него не веяло страхом, но запах был затхлым, от самой комнаты тянуло временем, в котором я толком и не жил; старый чайник, поставленный на не менее старую газовую плиту, полуразвалившаяся мебель, а кровать, на которой сидел старец, вообще была без ножек. Стены и потолок же были куда интереснее: на стенах были изображены сказочные сюжеты, а потолок украшало изумрудное небо. Из транса, сопровождающего созерцание, меня вывел стук, происхождение которого я заметил не сразу. Я начал бегать по комнате глазами и заметил на полке сидящую ворону, которая пыталась пробить рядом стоящую стену. Старик встал, взял со стола ломоть хлеба и протянул птице. Она успокоилась, а художник тем временем обратил внимание на меня.
–Выпить хочешь? – предложил он, доставая из-под своих ногу бутылку водки.
–Нет, я бросил.
–А вот у меня не получилось, сколько помню себя, столько и пью. Жена, дети, все ушли. Алкоголь спутник одиночества. – усмехнулся старик. – Правильно сделал, что бросил.
–У вас есть дети?
–Дочь. Сын умер еще во младенчестве.
Извинившись, я уставился в пол. Разговор, мягко говоря, не клеился. Я, чтобы отвлечься, начал искать картины, все-таки за этим сюда и пришел. Стена и так была одной большой картиной, поэтому смысла искать там не было, я перевел взгляд на стол. Его содержимое было менее загадочней, чем весь интерьер вокруг: хлеб, бутылка водки, граненый стакан, пару кистей, карандаши – а вот под ним располагалось кладбище холстов. Естественно, увидеть, что на них изображено мне не удалось. Старик, заметив мой взгляд, достал откуда-то лист, налил в стакан водки и взял карандаш.
“Я редко рисую портреты.” – промолвил он, приготавливая свое рабочее место. Старик раздвинул мольберт, поставил холст, положил карандаш и вылил в себя содержимое стакана. Этот ритуал мне успокоил, но все равно я был в легком замешательстве – я пришел покупать картины, а не быть моделью. Натурщик, конечно же, был из меня никакой, но я решил подыграть.
–Мне надо позировать?
–Нет, я и так тебя почти не вижу. Пропил я свои глаза.
Становилось все интересней, я начал ощущать себя героем какого-то артхауса. Молодой человек с непонятным слепым старцем в подвале, который еще и расписан, как Благовещенский собор; я не знал, сидеть со спокойным видом на месте, смеяться или бежать прочь со всех ног. Тем временем художник принялся за работу. Он совершенно не смотрел на меня, казалось я тут и не нужен. Через какое-то время, если о нем вообще могла идти речь, так как подвал, казалось, был вне его, я набрался смелости, встал и начал ходить; старик все также не обращал на меня никакого внимания. Под моими ногами появились две рыже-белые кошки, мурлыча они начали об меня тереться. Из-за брезгливости я не обращал на них внимание, меня больше интересовали стены. Я рассматривал их, узнавал некоторых персонажей, некоторые оставались мне неизвестными. Казалось, что, по состоянию краски, я могу определить, какие персонажи были нарисованы раньше, какие появились недавно. Самый первой была почти выцветшая Элли, которая скорее вызывала достаточно приятные чувства; затем два ребенка, наверное, Гензель и Гретель, нарисованы уже немного по-другому, у Ганзеля была непропорционально большая голова; а вот и Синяя Борода смотрел на меня своим хищным взглядом. Конечно, странный выбор, но могу предположить, что рисовалось это для дочки. Думаю, так отец знакомил ребенка со всеми странностями этого мира, начал с невинных сюжетов, а закончил достаточно, на мой взгляд, жестокими. Но не мне его судить. Также, я заметил стройматериалы – стало понятно чьи руки создали постройки во дворе. Немного устав, я присел обратно на стул. Весь страх прошел, я начал чувствовать себя достаточно расслаблено, попутно проникаясь симпатией к старику. Мне почему-то казалось, что он добрый человек, наделавший в жизни много ошибок, которые так и не смог исправить. Я уже почти погрузился в рефлексию, но художник встал, вынул из мольберта холст и вручил его мне. Не сказать, что на портрете был изображен именно я, скорее, это был собирательный образ (старик все-таки почти слепой, по его словам), но глаза, насколько я помнил свое отражение или немногочисленные фотографии, были моими. Единственное что, меня напрягала непропорционально большая голова, но все это тогда я списал на художественный стиль. Старик, после вручения, выпил еще и начал со мной откровенничать, позже мне стало понятно почему. Из всего его разговора, я приблизительно понял его историю. Вкратце приведу ее: родился он не здесь, а на юге, в П. же он переехал на заработки, а именно продавать всякий хлам на рынке. Там же и познакомился с бывшей женой, пристрастился к бутылке, влип в мокрую историю и сел. До тюрьмы успел заделать двух детей, дочь Машу и сына Вадима, который, как он говорил ранее и умер в младенчестве. Свой подвал, как я понял, он тоже получил не совсем легально, но жили они семьей в нем. Понимая, что скоро сядет, наш герой и расписал стену, надеясь, что этим жестом примет участие в воспитании детей. В тюрьме многое произошло, самое страшное – умер сын и жена подала на развод, не понятно откуда взяв деньги. Выйдя, он оказался совсем один, с дочерью контактов не имел, единственное, что осталось в его жизни – это алкоголь и его художества.