— Ты алкоголик?
— Нет. А ты?
— И я нет.
— Тогда пей и не выделывайся.
— Железная логика. А за что пьем?
— Поминаем.
Желание пить сразу пропадает. И как-то вроде мгновенное отрезвление наступает… Гляжу затравлено.
— Тебе будет полезно знать, что загубила ты отличного парня. Пей давай!
Пью. И он пьет. Так, как будто неприятную работу делает. Только если меня развозит окончательно, то его, похоже, вообще не берет, хотя выпил он значительно больше моего. Финал пьянки практически не помню. Вроде я плакала и извинялась, как могла. Пыталась что-то объяснить и снова плакала. У пьяных баб слезы всегда где-то близко и льются по поводу и без…
Утро лучше бы не наступало. В голову словно из пушки крупнокалиберной в упор выстрелили. А ведь я ею сегодня собиралась работать! Чертов Коршунов!
А вот и он в дверях. Бодрый до отвращения. Словно и не пил вовсе.
— Если ты меня вчера хотел убить, то тебе это удалось.
— Не умеешь пить, не берись.
— Иди к черту!
Какое все-таки чудесное утро!
Вскоре на смену Коршунову прибывает Стрельников. Похоже, они решили караулить меня по очереди. Этот добрее. Приносит водички и какие-то шипучие таблетки. И даже почти не ухмыляется, когда я категорически отказываюсь похмеляться. К вечеру, когда мне наконец-то становится полегче, подтягивается Кондратьев, а следом за ним и Коршун. Теперь вся семья в сборе.
Может не заводить собаку? Эти трое и сами того гляди кусаться начнут. А уж рычат так, что любо-дорого. Причем, как ни странно, не на меня, а друг на друга. Как видно затеянное ими расследование буксует. Пока они ругаются, узнаю кое-что полезное.
Моего приятеля с пластиковой взрывчаткой, который так профессионально позаботился о том, чтобы я отправилась на тот свет самым кратчайшим путем, засекли. У основательно подготовленного к жизни Стрельникова весь фасад дома его туристической конторы — в камерах. Причем в отличие от обычных, которые висят на виду, призванные одним своим видом отпугивать всяких злоумышленников, у Егора они как раз хорошо замаскированы. Потому и записывают другой раз весьма интересные вещи. Так и бандит с пластидом на них оказался.
Смотрю. Человек как человек. Ни рогов ни копыт. Даже симпатичный.
В полиции за фотки поблагодарили. Обещали объявить в розыск. Но мы-то знаем, как это у них обычно получается…
Кондратьев оборачивается ко мне.
— А ты кончай пить. Завтра тебе на допрос. Следователь — тот, что дело Андрюхи ведет, а теперь и покушение на тебя, в бой так и рвется. Дотумкали они все-таки одно с другим увязать. Хорошо еще про ваши с Коршуном гонки по пересеченной местности никто не знает. Хотел он дернуть тебя сегодня, да я попросил отложить малясь…
Вот так вот — взял и попросил… Какие интересные у меня приятели! Одному платят за то, чтобы он самые дикие версии строил, другой с «оборотнями в погонах» накоротке и о чем хочешь попросить их может. Опять-таки не ясна пока роль Коршунова. Кстати об этом типе. Вчера, пока пила с ним — только и делала, что занималась безостановочным самобичеванием, а он только знай нос воротил. А с утра протрезвела и разозлилась.
Если сероглазый Андрей Коршунову так дорог, где ж он был, когда парень на заскорузлой клееночке один-одинешенек валялся? Дела у них, понимаешь, имелись, разруливать их самая пора была! А мужик тем временем…
Мысли эти так и крутятся в голове, а потому, как только Коршун в очередной раз принимается наезжать на меня, бью ими наотмашь. Коршунов начинает вставать с кресла. Я выпрыгиваю из своего еще резвее. При этом тут же обегаю его так, чтобы этот здоровенный кожаный монстр в стиле хай-тек оказался между мной и разъяренным мужиком. Продолжаю задираться — терять-то мне нечего.
— И похоронили твоего друга на мои деньги, а так бы валялся в общей могиле с бомжами.
Коршунов все-таки кидается на меня. Кондратьев перехватывает его одним стремительным движеньем. Оба валятся на ковер, завязывается драка. Похожа она больше всего на возню, потому как оба не хотят бить друг друга всерьез, а просто вымещают на боках и спине приятеля свое дурное настроение. Стрельников в драке, которая происходит по сути прямо у него под креслом, участия не принимает. Сидит, качает ножкой. На физиономии презрение. Очевидно адресованное мне.
— Я вот никак не пойму ты просто дура или еще и сука?
— А что я, по-твоему, любой ценой должна беречь его чувства? А мои кто-то здесь планирует даже не то что беречь, но хотя бы учитывать?
— А они у тебя что ль есть?