После того, как Кондрат уходит, мама клещом вцепляется в меня. «Кто такой? Какие у вас с ним отношения? Что значит друг? Он же молодой мужчина, а ты молодая женщина!» Железная логика! Меня спасает только появление моей подруги Ирки с двумя младшими детьми. Палата тут же наполняется суетой, беготней и детским смехом. Мама торопливо простившись отваливает. Я всегда подозревала, что причина ее отношения ко мне в том, что она просто боится детей. Боится и не понимает, как ей с ними быть. С детьми же нельзя вести политические дискуссии…
Иногда мне ее жаль. Иногда жаль себя — ведь если бы она была мне хоть чуть-чуть ближе, если бы я ее хоть сколько-нибудь интересовала, я может и не попала бы в ситуацию под названием «Александр Петрович Борзунов». Кто знает? С Борзунова мысли мои по давно протоптанной тропинке переходят на Коршуна. И что это за семейка такая, оказывающая на меня какое-то фатальное влияние? То отец, то теперь сын.
Когда я осознала, что Коршун — сын Борзунова, у меня даже в глазах потемнело, так стало нехорошо. Долго приходила в себя, держа в трясущихся руках свидетельство о рождении Сергея, в котором черным по белому были прописаны имена и фамилии его родителей… Потом как-то свыклась с этим. Родственников ведь не выбирают. Да и потом, Борзунов развелся со своей первой женой, когда его сыну — кстати единственному сыну! — едва исполнилось пять лет. Яблочко недалеко падает от яблоньки только тогда, когда зреет на ней. А если ветку срезали, а потом успешно привили на другое дерево, то созревшее на ней яблочко, хоть и сохранит свой изначальный сорт, но будет напитано совсем другими соками… Сергей ведь не Борзунов, а Коршунов, и я очень надеюсь, что его отчим дал мальчику больше, чем биологический отец.
Но что это я? Коршуна рядом со мной нет и вряд ли будет. Если только в привычной роли малоразговорчивого соседа…
Ирка с детьми заскакивает ко мне совсем не на долго. У них в планах еще бассейн и изостудия. Так что через пятнадцать минут я уже предоставлена сама себе. Смотрю телевизор, что в обычной жизни не делаю практически никогда. Потом включаю скайп. Стрельникова в сети нет. Действительно что-то новенькое! Зато тут же начинает названивать Кристоф. Он в поместье, в которое бабушка планирует меня отвезти после выздоровления. С планшетом в руках он специально выходит из дома, чтобы по вебке показать мне окрестности. И правда очень красиво. На таком фоне самое то снимать фильм, в основе сюжета которого красивая любовная история времен рыцарей и прекрасных дам.
Жаль только, что нет уж ни тех, ни других. И любви тоже нет. «Любовь придумали мужчины, чтобы не платить женщинам». Это еще один старый анекдот, но очень жизненный. Правда недавно прочитала, что Всемирная организация здравоохранения пошла еще дальше. Любовь теперь объявлена болезнью и занесена в список человеческих хворей наряду с гриппом, кариесом и аденомой простаты. Чудо-доктора даже номер болезни под названием «любовь» присвоили, описали симптоматику и последствия, которые наступают для человеческого организма при отсутствии должного лечения. Почитала. У меня точно все налицо!
Проклятый Коршун! И где его интересно черти носят? Знает он о том, что со мной приключилось или нет?..
Опять разыгрывается фантазия. Вот он узнает о моих страданиях. Вот заливаясь горючими слезами и терзаясь мыслями о том, что мог меня потерять, мчится в Москву, врывается в мою палату, падает на колени и… И ничего. Одни швы в заднице и кое-где еще тоже!
Бабушка забирает меня из больницы, как только это становится возможным. Мой бедный организм, несколько оправившись от шока, дальше уже идет на поправку довольно быстро. Хотя до самолета меня везут как какую-нибудь древнюю старушку на раскладном инвалидном кресле. Но я себя утешаю тем, что просто залежалась. Вот поэтому-то в вертикальном положении и кружится голова.
Шарль опять-таки присылает за нами свой самолет. Поэтому дорогу до Франции я проделываю в условиях повышенного комфорта. Мы садимся в Париже, но только для того, чтобы дозаправиться и пройти необходимые при международном перелете формальности. Дальше наш путь лежит на север. Пилот аккуратно сажает самолет в небольшом аэропорту Туке. Полное его название — Ле Туке Опаловый берег (Le Touquet Cote d'Opale Airport). Вокруг городки, в само название которых входит слово «пляж»: Ле-Туке-Париж-Пляж, Фор-Маон-Пляж. Улочки, сбегающие к проливу Ла Манш тоже сплошь и рядом называются Пляж.