Антон что-то пытается возражать. Даже складывает руки каким-то просительным жестом. Борзунов в ответ лишь окончательно выходит из себя. Это я понимаю совершенно четко после того, как Александр Петрович подскакивает к замершему парню и со всей дури бьет его кулаком в лицо.
Какие, однако, «высокие» отношения у наших политических деятелей со своими наемными работниками!
Коренастому и широкоплечему Антону выпад Борзунова, который никогда не был качком — что слону дробина. Он мог бы одним ударом отправить обидчика в нокаут. Но лишь стоит, опустив руки и голову. А за его спиной с каменными, совершенно неживыми рожами замерли другие парни из Борзуновской охраны. Корпоративная этика в действии…
Мне становится дико противно. Тянет вот прямо сейчас позвонить Борзунову, сказать какую-нибудь гадость и в бинокль понаблюдать за его реакцией на нее. Но понимаю, что это — глупость чистой воды.
Видимо, воспитательный процесс завершен. Борзунов машет рукой, и вся толпа следом за ним отбывает куда-то вглубь дома. Бегу к другому окну и жду, когда они появятся из калитки, но и через десять минут так никто и не выходит. Пожимаю плечами — не стоять же целый день в ожидании. Еще надо сообразить что-то поесть…
Только через час я слышу, как взревывает мощный турбированный двигатель их джипа. Отбыли, стало быть. Интересно, что Борзунову понадобилось в доме Коршуна? Что он делал тут час с лишком? Искал что-то? Или наоборот, прекрасно зная, где это что-то лежит, просто изучал вдали от любопытных глаз? Гадай, не гадай — все равно ведь не узнаю… Может, сходить к Антону, узнать как у него настроение после барской оплеухи? Но тут у меня начинает трезвонить телефон. То целыми днями молчит, то его словно прорывает.
Первой звонит бабушка. Люблю ее. Она все-таки у меня чудо. Вроде и не сказала ничего такого, а настроение подняла. Следом за ней в телефоне возникает Кристоф. Говорит о том, как он скучает по мне, о том, что уехав я совершила глупость. Своим хрипловатым эротичным голосом рассказывает, что он будет делать со мной, как целовать и ласкать, когда я наконец-то образумлюсь и вернусь во Францию, к нему… Французские грассирующе-обволакивающие слова так и текут мне в ухо. И, похоже, просачиваются ниже… Картинки, нарисованные им, и без аккомпанемента французской речи, сами по себе образные, горячие и яркие. А воображение у меня, как известно, богатое… Да. Наверно мы действительно могли бы быть счастливы, если бы все в моей жизни сложилось иначе. Или еще не все потеряно?.. Я ведь и приехала сюда, в Москву, как раз для того, чтобы попытаться увидеть большое издалека…
Третьим звонит мрачный Стрельников. Сговорились они что ли?
— Ну как, еще не убилась?
— Не дождетесь.
Это еще один старый анекдот. Один из моих самых любимых. Целиком звучит он так: старый еврей идет по улице. Сосед кричит ему вслед: «Соломон Израилевич, как ваше здоровье?» Еврей: «Не дождетесь».
Стрельников анекдот про старого еврея, видно, тоже знает, потому что начинает хихикать. Я же, все еще поглощенная мыслями об увиденном в гостиной Коршунова, беру и вываливаю на него рассказ о том, как Борзунов ударил Антона.
— Скотина он. Я это давно знал.
— Чего ж работаешь на него?
— Дура ты! На этого урода я никогда не работал. Я просто с Коршуном…
Передразниваю:
— С Коршуном… А Коршун твой на кого и сейчас где-то там трудится? Да и вообще, по большому счету все мы на них работаем. Удивительная страна, в которой весь народ целыми днями горбатится на своих слуг.
— Ладно. Ты это… Большую политику не тронь. Меньше отмываться потом придется.
Спорить с этим утверждением трудно. Мы прощаемся. К Антону идти уже не хочу. Выговорилась. Но все равно нет-нет да вспоминаю о нем. По какой причине взрослые сильные мужики вроде него терпят подобное обращение? Только потому, что работу боятся потерять?
Почему из одних получаются герои, а из других трусы или убийцы? Современные ученые утверждают, что все наши психические и поведенческие реакции — результат реакций химических… Тех, что происходят в нашем мозгу. Но понять это так же трудно, как гипотезу Пуанкаре, которую взял да и доказал на зависть всем полубезумный, как кажется очень многим, математик Григорий Перельман.