— Нет, вряд ли, Маш. Наверно, буду ездить туда-сюда. И без Москвы мне плохо. И без Парижа… Да и бабушка уже старенькая совсем. Того гляди помрет, а за Шарля так замуж и не выйдет.
Рыжая Машка смеется. Наверно, Стрельников ей о моей бабуле рассказывал. Не мог не рассказывать.
— Скоро тебе точно придется приехать.
Это уже Кондрат. Наклоняется к камере заговорщически.
— Егор с Машкой жениться надумали.
Оба начинают на него шикать. Рыжая даже лупит Кондрата кухонным полотенцем по его чугунной башке. Он прикрывается руками и смеется. Тоже смеюсь. Я очень рада за них. И их свадьба — лучший повод приехать домой.
— Осенние свадьбы — счастливые.
— Вот и мы так решили.
Рыжая сияет. Стрельникову сиять с тем же накалом мешает мужская гордость. Дуралей! Вообще странные они, мужики! Искренне, на глазах у всех радуются всякой ерунде вроде удачного выстрела на охоте или новой машины. А вот открыто радоваться вещам куда более важным в жизни — вроде свадьбы с любимой женщиной, почему-то считается… Ну не то что стыдным, но каким-то… не мужским занятием. «Чему тут радоваться? Хомут!» К старости, конечно, мудреют. Думаю, Шарль, если бабушка наконец-то даст ему согласие, своей радости скрывать не станет…
Интересно, на свадьбу Стрельникова придет Коршун? Хотя о чем это я? Для него со смертью отца эпопея не закончилась. Было бы наивно думать, что его оставят в покое. Оружием с боевиками ведь Борзунов не один торговал. Наверняка были те, кто помогал ему на разных этапах и в разных эшелонах власти. Те, кто действовал вместе с ним. Так что Коршуну, если он хочет жить, придется залечь на дно навсегда.
Вскоре после смерти Борзунова в И-нете начинают ходить темные слухи о том, что в правительстве грядут крупные перестановки. Это нормально. Когда на смену одному большому начальнику приходит другой, всегда начинаются утруски и усушки — чужих меняют на своих. Но тут шепчутся, что якобы перестановками дело не закончится, что полетят головы. Мол якобы вскрылись какие-то крупные махинации, а Прокуратура и ФСБ обладают некими неопровержимыми доказательствами, что за спиной у Президента и Премьера руками Борзунова творилось форменное безобразие.
Для меня это говорит лишь об одном: Коршун «ушел в тинку» не сразу. Что бумагами своими он все-таки распорядился. И распорядился грамотно. Что ж, Сергей не дурак. Я могу сколь угодно долго обижаться на него, ненавидеть его, но сомневаться в его умственных способностях я не стану никогда. Жаль, что все у нас сложилось так, как сложилось…
Свадьба Стрельникова и рыжей Машки назначена на начало ноября. В свой медовый месяц они задумали поехать на Пхукет. Сказали, что будут трахаться, купаться, есть «морских гадов», пить Пино Коладу и кататься на слонах. Именно так по степени важности и частоте осуществления. Кондрат ворчит, что ради такой программы даже и он был бы не прочь немножко жениться.
Свадьба проходит тихо, безо всякого размаха. Машка приглашает на свадьбу двух своих подруг. Со стороны Егора — Кондрат и двое его парней, которые тоже дружны со Стрельниковым. Один из них внезапно подмигивает мне, и я начинаю подозревать, что он и был тем самым человеком, который в тоннеле под МКАДом забрал мой мотоцикл и отдал нам с Коршуном свою машину.
Кстати, мотоцикл мой таки сперли! Да и сколько еще он мог стоять безнадзорно с ключом зажигания под сиденьем? Даже не пытаюсь заявлять его в угон. Пусть где-нибудь ездит. Когда-то он мне здорово помог… Вот только ничем хорошим это для меня не закончилось.
Собираюсь продать свой дом. Обращаюсь с этим в первое попавшееся агентство. Описываю состояние, место. Наконец, называю адрес и с удивлением слышу:
— Говорите честно, что у вас там такое? Радиоактивные отходы что ли нашли? На днях дом напротив вашего на продажу выставили. Теперь вот вы пришли.
Значит, Коршун тоже не хочет более владеть своей загородной собственностью… Что ж я понимаю его как никто другой.
Рождество встречаю с бабушкой и Шарлем в Париже. Новый Год с Кондратом, Стрельниковым и его рыжей Машкой в Москве. Со смертью Борзунова, а главное с уходом в «пампасы» Коршуна их контора «Ух» по решению сложных проблем сама собой закрывается. И иногда мне кажется, что мужики скучают по старым добрым временам.
Дом мой никак не хочет продаваться, хотя я прошу за него не так и много — ниже среднерыночной цены. Он словно бы упирается, не желая расставаться со своей первой и единственной хозяйкой. То есть со мной. Риэлтерша рассказывает какие-то страсти про скрипы, голоса и тени, которые пугают покупателей во время осмотра. Про то, как выскальзывают из-под ног половики, цепляются за носки туфель ступени и начинает плеваться водой кран. Когда же на спину очередного желающего приобрести недорогую недвижимость сама собой опускается створка ворот, я решаю снять дом с продажи. Раз уж ему так хочется, пусть будет мой.