Я вздыхаю — все он верно говорит. У потенциального маньяка до крайности мало возможностей подвесить мне взрывчатку. В магазины я выбираюсь весьма редко, потому как в основном закупками продуктов занимается моя домомучительница Зоя Федоровна, а одежду, если возникает такая нужда, я покупаю за границей. В кино и театры не хожу. Бассейн — и тот забросила. Вот моему убивцу и пришлось использовать первый же подвернувшийся момент.
— Как правило, самое простое решение оказывается самым верным.
Это уже Коршунов. Задумчиво так. У меня от этой его задумчивости мурашки по коже и шерсть дыбом. Еще только маньяка мне и не хватало. Кондрат решает меня утешить. По своему.
— Бред. Маньяк просто прирезал бы ее в том переулочке прямо у тебя, Стрелок, под дверью, кишки бы по помоечным бакам развесил себе на радость — и вся недолга. А вот чтобы пластиковой взрывчаткой с дистанционно управляемым взрывателем… Нет, братишка, это не маньяк.
— Почему? Есть вариант. Даже два. Первый: он бывший военный и пластид для него — естественное и привычное решение. Второй: маньяк — лишь заказчик. Для того, чтобы осуществить собственно убийство, он нанял профессионального киллера.
— Ну ты и накрутил! Тебе, конечно, как раз за это и платят (я навостряю ушки), но все ж в этот раз ты чересчур перемудрил, Стрелок.
Беседа наша заканчивается неожиданно. До сих пор почти не принимавший участия в ней Коршунов встает, поворачивается ко мне и изрекает негромко:
— Ночевать будешь здесь.
Тут же упираюсь:
— Я девушка честная.
На меня только косят глазом. Даже отвечать на мои «глупости» никто не собирается. Начинаю грустить.
— И сколько мне здесь ночевать?
— Пока не разберемся.
— А если вообще не разберемся? Вашему Коршуну на мне жениться придется, потому как я у него тогда окончательно поселюсь. До конца дней. Или мы будем все вместе жить? Дружной шведской семьей?
— Дура, блин. Кто про что, а вшивый про баньку.
Препирается со мной опять-таки Стрельников. Коршунов молчит. Он для себя уже все решил. И мне приходится смириться. Из моего дома перетаскиваются кой-какие вещи, зубная щетка и мой верный ноутбук. Меняются местами машины — в мой гараж Коршун загоняет свой посеченный пулями Порше, а моя девочка переселяется к нему под крыло. Боится что ли очередной порции взрывчатки? Потом все тот же Коршунов провожает меня в комнату, в которой мне предстоит коротать ближайшие дни. Окна выходят в сад. Но всей красотой вида не позволяют насладиться решетки. Очередная, на этот раз вполне фешенебельная, но все-таки тюрьма…
Мой продюсер будет в восторге. Я давно подозреваю, что это его тайная мечта — посадить меня под замок, чтобы я ни на что не отвлекалась и только и делала, что писала.
Обхожу комнату по кругу, осматриваясь. Коршунов от порога хмуро наблюдает за моими перемещениями. Поворачиваюсь к нему.
— Спасибо. Мне здесь, наверно, будет вполне… спокойно.
— Чувствуй себя как дома. Жратва — в холодильнике. Есть захочешь — приготовишь.
Ушел. И слава богу! В сердцах сбрасываю пакеты со своими вещами на пол, а сама плюхаюсь на кровать. Что ж за жизнь-то у меня такая, хитровывернутая?..
Глава 4
Приблизительно до часу ночи делаю все, чтобы наконец заснуть. Принимаю ванну, считаю овец, потом баранов, потом козлов. Этих в моей жизни в последнее время как-то особенно много. Но, видимо, все-таки все равно недостаточно для того, чтобы я могла спокойно спать.
Встаю, натягиваю джинсы и футболку и, стараясь не шуметь, иду вниз. С вполне конкретной целью — хочу выпить. Должна же быть в доме молодого мужика хоть какая-то выпивка? Должна. Но ее нет. Тихонько ругаюсь. И вдруг в ответ слышу такой же тихий смех. Коршунов. Эта сволочь стоит в дверном проеме и как обычно улыбается этак высокомерно-иронически. И ведь, небось, давно стоит.
— Золото и брильянты я в другом месте держу. Как впрочем и компрометирующие меня документы и фотографии. Или ты не их искала?
— Да иди ты!
— Так что за поиски в ночи?
— Выпить хочу.
Хмыкает недоверчиво.
— Что, правда что ли?
— Нет, шучу я так!
— Тогда ты шаришь не здесь.
Он толкает какую-то дверь. За ней оказывается что-то вроде библиотеки или кабинета. Здесь тоже есть камин и удобное кресло возле. А отдельный шкафчик буквально забит разнокалиберными бутылками. Есть даже специальный винный холодильник. Видимо хозяин любит выпить бокальчик-другой, сидя с книгой у огня. Кстати, и книг здесь изрядно. Оцениваю критическим взглядом. Приличная библиотека. Тысячи на три томов точно тянет. Правда Коршунова с книгой я себе представляю с трудом. Хотя, что я о нем на самом деле знаю?
Речь у него, несмотря на обилие сленговых словечек, правильная, мысли формулирует четко, все ударения на своих местах… Короче говоря, речь образованного человека из соответствующей семьи. Для меня это многое значит. И о многом говорит. Сама, покрутившись на телевидении с десяток лет, нахватала в свою речь прорву всякой дряни — «на телике» матом не ругаются, там на нем говорят. Но одно дело мат, сказанный с душой и к месту, и совсем другое — «звонить», «ихний» и прочие слова-маркеры, которые для меня сразу определяют бекграунд того или иного человека. У Коршунова с этим все в порядке. Нелады с другим… Вздыхаю. И угораздило ж меня так в него…
А ведь была уверена — мой предыдущий жизненный опыт навсегда отвратил меня от людей, которые способны причинить боль другим. Мне бы теперь от Коршуна бежать, как от прокаженного, а я… Я стараюсь убедить себя, что на самом деле он не такой. Что на самом деле человек просто сорвался тогда, что всему виной нервы, а с нервами у меня особые счеты…
Выбираю почти полную бутылку виски и тащу ее на кухню. Теперь мне нужна минералка. Желательно из холодильника. Виски на самом деле терпеть не могу. Потому и запиваю. Спросите — зачем же я тогда вообще пью эту гадость? Опьянение нравится. Коньяк давит, водка дурит, а виски почему-то веселит. А мне сейчас ох как нужно хоть чуть-чуть, хоть взаймы, но развеселиться…
Готовлюсь переправить добычу в свою комнату, но Коршунов не дает.
— Ты что ж это собралась надраться в гордом одиночестве? Женский алкоголизм не лечится, знаешь?
— Зато менее распространен, чем мужской.
— И все равно пить в одиночку — не лучшая идея.
— Другой нет. И потом я так привыкла.
— Отвыкай.
Решительно отбирает у меня бутылки и несет их на низкий столик перед камином.
— Закусывать будем?
— Закуска градус крадет.
— Балда.
Мне его приготовления не нравятся. А он деловит, как пчелка. На столике появляются стаканы, лед в вазочке для особо тонких ценителей, ловко нарезанная колбаса на тарелочке и толстый золотистый лаваш. Я внезапно понимаю, что зверски хочу есть и набрасываюсь на хлеб. Он смеется.
— Мы ж вроде напиться, а не наесться договаривались?
— И ничего я не собираюсь с тобой напиваться. Заснуть просто не могу. Выпью вот стаканчик и на боковую.
— Ага. Ври больше.
Он пьет виски чистым, но со льдом. По крайней мере поначалу. Все, пока трезвые, всякие там традиции в питие соблюдают. Потом, набравшись, и текилу пьют безо всяких там лаймов и соли. Чистоганом. Кстати, это прекрасный показатель — как только начали просто разливать и заглатывать, пора заканчивать — набрались. Пьем не чокаясь. Пьянею сразу. Ничего удивительного — на голодный-то желудок. А Коршун только и знает, что подливает.
— Ты алкоголик?
— Нет. А ты?
— И я нет.
— Тогда пей и не выделывайся.
— Железная логика. А за что пьем?
— Поминаем.
Желание пить сразу пропадает. И как-то вроде мгновенное отрезвление наступает… Гляжу затравлено.