Наверно, про подобное как раз и говорят «пройти через ад». Что, кстати сказать, заставляет лишний раз задуматься об этом месте. Раз через него можно «пройти», значит в аду есть не только вход, но и выход… Кстати про рай никто и не подумал говорить так: пройти через рай. Раз попав в него, никто уходить не хочет? Или просто нет выхода? В таком случае я бы, наверно, все-таки предпочла место, где выход изначальной инженерной конструкцией предусмотрен. Ведь любое безвыходное положение — уже ад…
Круто. Дофилософствовалась. Получается, что выбор вообще отсутствует — ад везде. И на небе, и под землей… И на земле, что характерно. Или это мой личный ад так хитро трансформировался? Ровно в тот момент, когда Александр Петрович Борзунов обратил на меня свое взыскательное внимание.
Много позднее, уже став взрослой, я видела все то, что он со мной проделывал, в И-нете, на самых грязных порносайтах. Все эти штучки демонстрировались в отдельных рубриках: Садо/мазо, Бондаж, Анал и просто Жесткий секс. Но тогда я и слов-то таких не знала.
Александр Петрович всегда был предельно вежлив. Даже причиняя мне боль, он неизменно оставался со мной на «вы». «Ксения, вы не могли бы еще немного прогнуться. Спасибо. Так значительно удобнее». «Ксения, мы ведь не будем тревожить вашу бабушку по пустякам». «Ксения, вы же знаете, как я вас люблю…»
Почему я ему все это позволяла? На этот вопрос у меня нет ответа и сейчас. Я была словно под гипнозом. Он мог делать со мной все, что угодно. Я позволяла это. Позволяла с радостью. Главной целью моей жизни стало одно — наиболее полно выполнить любое его желание.
Моя любовь и мой ночной кошмар, мой хозяин и мой палач Александр Борзунов в ту пору в основном был занят тем, что очень быстро и очень решительно строил свою карьеру. Не гнушаясь делать это в том числе и в супружеской постели. Первую его жену, как я теперь понимаю — мать Сергея Коршунова, я не застала. Он развелся с ней до того, как стал спать со мной. Знаю только, что она была дочерью какого-то весьма высокопоставленного советского чиновника. Но СССР развалился, этот человек остался не у дел. И Борзунов тут же развелся. Второй его женой стала дочь другого крупного государственного деятеля, который в отличие от первого Борзуновского тестя, сумел удержаться у власти и выстроил себя заново уже на руинах некогда великой империи. Сейчас, насколько я знаю, Борзунов женат в третий раз. И тоже на очередной «дочери»…
Но второй развод и третья женитьба тоже прошли мимо меня. Потому что наступил момент, когда Борзунов решил расстаться со мной. Сделал он это одним махом, ничего особо не объясняя. Сейчас я отчетливо осознаю, что если бы не это его решение, я погибла бы. У меня самой никогда не хватило бы душевных сил избавиться от его власти надо мной. Слишком далеко все зашло. Но он меня бросил.
Может быть потому, что я стала взрослеть, уже прекрасно понимала, что такое статья «за совращение малолетних», и чем она грозит Борзунову. А может он просто нашел кого-то моложе. По крайней мере расставание наше произошло ровно после того, как я в течение одного лета превратилась из гадкого утенка с тощими ногами и руками, во вполне сформировавшуюся девушку.
Для меня наше расставание стало настоящей трагедией. Бабушка не знала, что и думать. Я то билась в истерике, то страшно хамила ей, то запиралась в своей комнате и просиживала там по целым дням. Слышала, как она говорила обо мне по телефону. Советовалась и спрашивала, с чем может быть связан такой феномен: практически весь проблемный подростковый возраст я была, как говорят сегодня — совершенно адекватной, а теперь слетела с катушек. Беспокоясь за меня, бабушка все-таки додавила моих родителей, и те позволили ей забрать меня в Париж.
И этот город вылечил меня! Новая школа, новые друзья. Затем институт — училась я во Франции и получила диплом в Сорбонне. Новые люди, новые отношения между ними — легкие, какие-то искристые, лишенные обычной для русских надрывности. Вернулась я на родину может и со своими «закидонами», но главное мне все же удалось — я победила свою зависимость от этого человека. Более того — я победила его!
Сейчас, когда он стоит передо мной, воровато отводя глаза и придерживая горящую после пощечины щеку, я понимаю это яснее, чем когда бы то ни было.
Иду к дверям.
— Ксения…
Останавливаюсь, но так и не поворачиваюсь к нему.
— Я только хотел сказать, что все сказанное ранее, в том числе и то, что так оскорбило вас, вызвано тем, что я все еще люблю вас.
Меня словно током ударяет. Кидаюсь к двери и вылетаю в коридор. Взгляд, которым меня провожает Антон, говорит о том, что парень подслушивал. Но меня это не волнует — пусть об этом болит голова у Борзунова.
Вызываю такси и убираюсь с этого праздника жизни восвояси. В Москве находиться не могу. Доезжаю до своего дома, спускаюсь в гараж и не переодеваясь, прямо в вечернем платье сажусь за руль. Хочу немедленно уехать из этого города.
Дом Коршунова темен и тих, как и мой напротив. Значит, он действительно отсутствует, как и сказал Борзунов. Интересно, где его черти носят, что он там поделывает, о чем думает?
Разворачиваюсь и захожу в свой дом.
Звонит бабушка и спрашивает, как прошло мероприятие. Разговариваю с ней и иду по дому, везде на своем пути зажигая свет. Почему-то мне неуютно в моем таком обжитом и привычном логове… Бабушка сообщает, что к ней заезжал печальный Кристоф, просил ее повлиять на меня.
— Ты звонишь, чтобы влиять?
— И не думаю, дорогая.
— Спасибо.
— Не за что. Приезжай скорее. Мне без тебя одиноко.
— И даже сейчас не влияешь?
— Нет. Всего лишь говорю то, что думаю и чувствую.
— Выходи замуж за Шарля. Будешь нянчить его внуков.
— Они уже все выше меня на голову. Их нянчить — только до греха себя доводить. А я ведь никогда не любила мужчин моложе себя.
Бабуля верна себе. Но врет. Если маркиз, ее второй муж, был младше ее на 10 лет, то Шарль по-моему на все 15… Или он просто так хорошо сохранился?
Гну свою линию.
— Тогда начинай нянчить правнуков.
Но бабуле палец в рот не клади. Реагирует она на мои происки исключительно быстро.
— Вот это с удовольствием. Когда ты предоставишь мне такую возможность?
Я смеюсь, и мы прощаемся. Холодильник пуст. Да и откуда там чему-то взяться? На полках в кухне нахожу галеты и банку тушёнки. То, что надо. И водка есть. Картина наверно еще та: дамочка в длинном вечернем платье жрет вилкой тушенку прямо из банки и запивает ее водкой из первого попавшегося стакана.
Засыпаю на диване в гостиной — идти на второй этаж лень. Будит меня Кристоф. Если в Москве еще очень рано, то в Париже — вообще еще по сути дела ночь. Не спится ему… Спрашивает то же, что и бабушка накануне: когда я думаю возвращаться? За этим его несложным вопросом отчетливо слышу другой. На него и отвечаю.
— Нет, Кристоф, наверно я не смогу выйти за тебя замуж. Это будет неправильно. Я ведь не люблю тебя, понимаешь?
Молчит, дышит в трубку, потом звучат гудки отбоя. Что ж все так в этой жизни наперекосяк? Те кому нужны мы, совершенно не нужны нам и наоборот. Поднимаюсь к себе в комнату, чтобы переодеться. На участке Коршунова замечаю какое-то движение. Сдерживая волнение несусь в дальнюю спальню и хватаю бинокль.
Это не он… Понимаю это сразу, хотя вижу только затылок и ухо мужика, который в этот момент присаживается на полускрытую кустами лавочку. Сидит, греется на солнышке, попивает из бутылки пиво, курит. Кто же это? Коршун поручил кому-то присматривать за своим хозяйством, пока он отсутствует? Сигарета заканчивается и мужик встает, чтобы вернуться в дом. Теперь я узнаю его. Это Антон. Тот самый, из свиты Борзунова. Ничего удивительного…