Дальше все просто: разворачиваюсь при первой же возможности и тихим ходом еду назад, в сторону своей дачи. Кому придет в голову искать беглеца, которого с дикой скоростью утащили в сторону Москвы, на той же самой дороге, но едущим в обратную сторону, да еще, считай в то же самое место, откуда его только что вывезли? Решаю спрятать Сергея у себя. В моем доме ему будет безопаснее, чем где бы то ни было. По крайней мере мне очень хочется на это рассчитывать.
Звоню Стрельникову. Рассказываю о своих планах. Он некоторое время обдумывает их и соглашается со мной. Еще раз напоминает мне, что с телефоном надо срочно расстаться. Действуя одной рукой, вскрываю его, и выкидываю в окошко по частям, каждую в отдельности вытирая салфеточкой. Вот как меня натаскали! Хоть сейчас забрасывай на вражескую территорию с заданием особой секретности! Коршун с заднего сиденья следит за моими действиями, а потом вздыхает.
— Зря ты во все это ввязалась, Ксюха… И Стрельников с Кондратом тоже зря.
— Не могли ж мы тебя бросить…
— Как узнали-то?
— Твой сторож, Антон, ко мне пришел. Совесть его заела.
— Ишь ты… Оказывается еще есть люди, у которых она есть.
Замолкает. И я тоже молчу. Все в том же молчании добираемся до заброшенного участка, на котором дожидается меня моя машина. Выгоняю ее. На ее место ставлю ту, на которой мы прибыли. Потом мужики о ней позаботятся. Пока же, следуя данному совету, протираю руль и все ручки, за которые могли хвататься Коршун и я. Его самого отправляю в багажник моей машины. Потерпит, ехать недалеко. Выезжаю на перекресток и, не встретив никого подозрительного, сворачиваю на нашу с ним улицу. С помощью брелока открываю ворота гаража, заезжаю. Ворота с тихим шелестом опускаются на место. Все. Мы дома.
Выпускаю Коршуна на волю. Стоит привалившись к багажнику. Смотрит словно сам себе не верит. Худой, бледный. Тут я все-таки начинаю реветь и реву все то время, что он обнимает меня. Пахнет от него, хуже чем от козла. И волосы отросли и слиплись сальными сосульками. Кудлатая борода выглядит еще хуже. Ясное дело! Можно подумать на курорте был. Кто ж ему мыться-то и бриться давал?
Оставляю его в гараже. Иду в гостиную и планомерно задергиваю на окнах плотные шторы. Ничего подозрительного — последнее время я именно так все время и поступаю. Теперь можно переправить Коршуна в ванну на первом этаже. Здесь окон нет, и он может не бояться, что его кто-то заметит. Выдаю ему мыло, шампунь и одноразовую бритву. Иду за полотенцем и халатом. Есть у меня такой… Безразмерно-унисексовый. Когда возвращаюсь, вода уже во всю течет в ванну, а он стоит перед зеркалом и смотрит на себя тяжелым взглядом. Усмехается, когда замечает мое отражение. Вижу, что у него впереди не хватает двух зубов.
— Давно себя не видел. Сидел там в подвале, смотрел на свои руки, ноги и почему-то думал о том, что вот помру, а свою рожу больше так и не увижу. А очень хотелось…
Торопливо кладу на корзину для грязного белья полотенце и халат и выхожу. Опять хочется плакать.
Он появляется из ванной не скоро. Без бороды его худоба еще сильнее бросается в глаза. Суетливо принимаюсь шарить в холодильнике и метать на стол перед ним все, что нахожу.
— Мне бы супчику горяченького… Может, сваришь?
Кидаюсь к морозильнику.
— Да не суетись ты так. Я пока уходить никуда не собираюсь. До завтра так точно.
— С ума сошел? Куда ты пойдешь завтра?
— Ну, может, не завтра. Может, послезавтра.
Сидит улыбается своей такой незнакомой щербатой улыбкой. Мне почему-то становится жестоко обидно. Что ж ему до такой степени противно рядом со мной, что он не чает, когда свинтит отсюда? Отворачиваюсь. Заливаю мясо водой и ставлю его на огонь. Неожиданно его руки обхватывают меня сзади. Дышит мне в затылок. Молчит. Потом:
— Ты, Ксюх, пойми. Любой, кто рядом со мной — потенциальный труп. А я не хочу стать виновником чьей бы то ни было смерти.
— Из-за чего все? Не расскажешь?
Вздыхает.
— Расскажу. Вот Стрелок с Кондратом прибудут, и расскажу.
Они приезжают только поздно вечером. Коршун к этому времени уже поел супа и теперь спит на диване в гостиной. Рядом. Так близко. Сижу, смотрю на него. Вижу, как нервно подрагивают во сне его пальцы. Как только раздается дверной звонок — просыпается и садится рывком, едва не сбросив меня с дивана. Во взгляде паника. Сжимаю его плечо.
— Это скорее всего Егор и Федька.
— Проверь прежде чем открывать.
В голосе сталь, из-под подушки появляется тот самый пистолет, с которым он уехал с моста на Новой Риге. Это действительно Стрелок и Кондрат. Прибыли на одной машине, причем здоровенный Кондрат разлегся на заднем сиденье — делает вид, что его на самом деле тут и нет. Я сразу запускаю их в гараж на свободное место. Первым делом интересуются состоянием Коршуна. Потом Кондрат спрашивает про машину, на которую я не глядя махнула свой моц. Рассказываю ему, где она. Кивает удовлетворенно. Проходим в гостиную. Мужики молча обнимаются.
Я, сдерживая опять подступившие слезы, выставляю на стол водку. Понятно же, что за успех нашего безнадежного предприятия они захотят выпить. Но Кондрат просит отсрочки. Сначала надо доделать дела. Он покидает нас, выбираясь на улицу через дверь неосвещенной котельной. И бесшумно исчезает во тьме. Возвращается через час. На такси. И уже не скрываясь звонит в дверь моего дома. Открываю. Дом напротив тих и темен. Кондрат громко здоровается, точно видит меня сегодня в первый раз, и вваливается в прихожую. Я ничего не спрашиваю, но понимаю, что проблема с безхозной машиной решена. Теперь остается забрать мотоцикл… Надеюсь что на новую Хонду без номеров, которая стоит во дворе хондовского же мотосалона, никто никакого специального внимания не обратит. Видно, не одна я знаю это правило: подобное надо прятать среди подобного. На виду. Тот мужик, чье имя я, наверно, не узнаю никогда, рассчитал все верно.
Сижу на кухне, смотрю на ребят. Мужики много едят (в особенности Коршун), немного выпивают. Но все больше разговаривают. Стрельников при помощи Кондрата быстро пересказывает Сергею подробности нашей эскапады, которые предшествовали его освобождению. Тот слушает, хмурится.
— Зря вы Ксюхе позволили во все это вмешаться.
— Можно подумать, ей можно что-то запретить, если уж она себе какую-то идею в голову вбила. И потом она у нас девчонка боевая. Ванька-встанька, а не баба! Били ее били, а она хоть бы что.
Мрачно ворчу:
— Ага! Дед бил, баба била, а потом мышка бежала, хвостиком махнула…
— Это вы о чем?
И тут мы все трое осознаем, что Коршун-то выпал из жизни еще до того, как на меня свалились мои последние беды. Странно. Сейчас мне кажется, что все произошедшее со мной совсем недавно, здесь, в этом доме, или снилось мне, или это были эпизоды из какой-то иной реальности. Так далеко все это теперь отодвинулось.
Рассказывать не хочется. Но Стрельников уже начал, а Кондрат продолжил. Коршун смотрит на меня исподлобья. Взгляд тяжелый, задумчивый. О чем думает? Что там творится в его голове, под шапкой отросших темных волос, в которых я с удивлением вижу серебристые нити?
Слава богу и Стрелок, и Кондрат не сговариваясь опускают все детали, связанные с изнасилованием и вообще все интимное. Не хотела бы, чтобы Коршун узнал подробности. И так-то неловко… Настолько, что в глаза ему смотреть не могу. Зато взгляд постоянно норовит задержаться на его руках. Помню, что мне говорил Антон про то, что ему ломали пальцы и вырывали ногти… Они, кстати до сих пор еще не отросли — на нескольких пальцах какие-то пока не до конца сформировавшиеся наросты, а не нормальные ногти. Мизинец, безымянный и средний на правой руке. Указательный — на левой. Он замечает мой взгляд и прячет руки под стол.
— Так что этого ублюдка, который Ксюху заказал, не нашли.
Я киваю.
— Значит новые покушения вполне вероятны?
Пожимаю плечами. Что я могу на это сказать? Коршун переводит свой тяжелый взгляд на Стрелка с Кондратом.