— Ксень, Коршун идиот, раз сказал тебе такое. Это из-за той суки, его бывшей… Но все равно он просто настоящий идиот и все тут. Брось, не загоняй себя в эту мерзость обратно. Что было, то прошло, Ксень… Борзунов… Он ведь тебе не простит. А у него руки длинные.
— А мне теперь все равно!
Усмехаюсь криво, отрубаю скайп и с садомазохистским наслаждением выкладываю в И-нет еще одну фотку. На ней Борзунова уже совсем легко узнать…
И-нет воет от восторга — еще бы такой скандал! Власти угрюмо отбрехиваются. Еще через день мне на мобильник звонит бабушка. Голос у нее весел и спокоен, и я понимаю, что последние события, которые разворачиваются вокруг имени Борзунова и выложенных мной фотографий — для нее все еще тайна за семью печатями. Фуф! Не хочу причинять ей боль, но иначе поступить просто не могу.
Бабуля бодро сообщает, что вечером у нас намечаются гости. Причем помимо Шарля будет еще и «особый визитер». Кажется, я знаю кто это. Ужин проходит в приличествующей случаю обстановке. Шарль весел и благодушен. Бабуля обходительна и прекрасно справляется с ролью переводчика — Борзунов французским не владеет. Он предельно корректен. Я же просто жду. Жду того момента, когда он попросит разрешения поговорить со мной наедине…
Так все и происходит. Борзунов приглашает меня немного пройтись. Идем по вечерней улице. Вокруг Париж, и этим все сказано. Вот только настроение у нас обоих совсем не парижское. Думала, что будет в первую очередь интересоваться тем, откуда у меня взялись фотографии и даже заготовила на этот случай продуманную ложь, но его это почему-то совершенно не интересует. Спрашивает о другом.
— Ксения, зачем вы это делаете?
— Хочу отомстить, неужели не понятно?
— Вы уже решили все окончательно?
— Да. Решила. Если не хотите еще более громкого скандала, уходите в отставку и уезжайте куда-нибудь на Соловки.
— Вы ничего не боитесь?
— Боюсь, конечно, я ведь не дура. Но только моя смерть для вас ничего не изменит. Фотографии будут появляться в сети и без меня. А потом запущенная мной программа выложит и видео.
— Мы могли бы договориться…
— Нет.
— Но, черт побери, почему именно сейчас?..
Ухожу не оборачиваясь. Странно, я по сути дела простила ему себя, но вот Коршуна я ему простить не могу. Не могу оставить безнаказанным то, что он делал с ним. Не могу забыть, что именно отснятые когда-то Борузуновым для своего развлечения фотографии стали причиной того, что я сейчас здесь и занимаюсь тем, чем занимаюсь, а Коршунов где-то там, и рядом со мной его уже точно не будет никогда.
Что теперь предпримет Борзунов? Начнет угрожать мне? Я готова к этому. Шантажировать меня бабушкой? Этого, пожалуй боюсь больше всего, но знаю — мы с ней справимся. Тем более, что у бабушки за спиной Шарль, а это во Франции сила. Что еще? Угрожать Стрелку и Коршуну? Другим моим друзьям? Он знает только о существовании первых двух, а они — мальчики взрослые, должны суметь за себя постоять.
Через неделю, когда в И-нете появляются еще две новые фотографии, а Президент лично выступает по телевизору с грозным обещанием разобраться, Борзунов появляется вновь. Застаю его в квартире Жан-Поля и Кнута. Собственно, могла бы сразу понять, кто к ним пожаловал. Внизу у подъезда стоит джип, а возле него курят два мордоворота характерной внешности.
Борзунов и ребята сидят, пьют вино и пытаются общаться на скверном английском. Как ни странно понимают друг друга.
— А вот и вы, Ксения.
Моя реакция очевидна:
— Пшел вон.
Мои любовники ничего не понимая вертят головами, глядя то на меня, то на гостя. Веселые улыбки медленно сползают с их лиц.
— Какие у тебя теперь интересные… пристрастия.
Мерзко ухмыляясь Борзунов переводит взгляд на ребят.
— Шантажировать меня этим хотите, Александр Петрович? Не выйдет. Мне наплевать на то, что об этом кто-то узнает. Я женщина незамужняя, свободных взглядов. Общественность же в нашей стране, если там вдруг пойдут слухи, что дескать та самая девица, которую растлил Борузнов, теперь живет сразу с двумя мужиками, не без моей изящной писательской помощи станет думать: вот ведь гад как изуродовал психику девочке. Даже теперь в русло нормальной жизни вернуться не может!
Гаденько улыбаясь смотрю на него и вижу, как он вновь, уже знакомым мне движением, воровато отводит глаза.
— Увольняйтесь, пока не поздно. Пора уже наконец-то заняться семьей, нянчить внуков… Или у вас их нет? Ах да. Сергей Коршунов ведь, кажется, ваш единственный ребенок… Или?.. Мне тут в голову пришло: а его бывшая жена мальчишечку не от вас ли нагуляла? Нет?
Вскидывается, глаза бешеные. Жду, глядя на него в упор. Жан-Поль окончательно поняв, что творится что-то неладное, встает и делает демонстративный шаг вперед, явно собираясь в случае чего встать на мою защиту. Кнут сидит, но и в его прищуренных глазах отчетливо читается готовность в случае чего пустить в ход кулаки…
Борзунов отступает. Громко топая идет в прихожую, но на пороге все же оборачивается. На что-то еще надеется?
— Мы не договоримся, Александр Петрович. Мне терять нечего. И я не отступлюсь.
Уходит, а через пару дней я читаю в И-нете о том, что господин Борзунов подал в отставку со своего поста. По состоянию здоровья. Власть наконец-то решила слить его. Отрубить подгнившую ветвь, чтобы сохранить в целости и сохранности остальную развесистую крону. Чуть позже мелькает сообщение о том, что он развелся. Жена оставила его после громкого скандала с выложенными мной фотографиями. Теперь от него отвернутся все. И соседи по дому, и компаньоны по бизнесу. За ними последуют друзья из числа тех, кто поприличнее, и из тех, кто дружил с ним только из-за его положения. А кто же тогда останется? Я могла бы торжествовать. Но на душе пакостно… Я ведь знаю, что он будет мстить и жду этого. Теперь ему терять тоже нечего. Мы в этом так похожи…
Не хочу втягивать во все это своих французских мальчишек — Жан-Поля и Кнута. Они мне помогли пережить первое время после расставания с Коршуном и за это им огромное спасибо. Но теперь — все.
Прошу у бабушки разрешения пожить в том самом поместье в Ле Туке, где я приходила в себя после нападения киллера… Кстати, так и не понятно кем и по какой причине подосланного… Она ничего не имеет против. Только высказывает беспокойство по поводу того, что я там буду совсем одна и так далеко от нее. Улетаю, а утром мне звонит совершенно потрясенный Шарль. Сообщает о том, что кто-то подбросил в почтовый ящик бабушке несколько фотографий и письмо, в котором все про меня и Борзунова. Послание анонимное, однако я не сомневаюсь, что отправил его никто иной, как сам Александр Петрович. Подлая скотина! Сразу бьет в спину и так, чтобы наверняка! И ведь я предполагала, что он может совершить нечто подобное! Думала поговорить с бабулей, предупредить ее, но так и не решилась… Дура!
Бабушку с сердечным приступом на скорой увозят в клинику. Врачи говорят, что вроде бы ничего страшного. Всего лишь микро-инфаркт. Но я пугаюсь очень сильно. Она всегда была такой несгибаемой, такой непоколебимой. Как Атлант, который держит небо над моей непутевой головой. И вот теперь она лежит на больничной койке, лицо ее бледно, и пахнет от нее не духами, а лекарствами.
Шарль буквально поселяется в бабушкиной палате. Они действительно любят друг друга. И возраст тут совершенно не важен. Надо будет все-таки подбить бабушку сыграть свадьбу! О! Это будет что-то феерическое, я уверена.
Застаю в коридоре больницы Кристофа. Он меня не видит, смотрит в окно, нервно тянет себя за губу и хмурится. Вид у него до крайности встревоженный. То, что он так сильно переживает за мою бабушку — свою мачеху, буквально толкает меня к нему. Он хороший человек, и мне становится стыдно, что я столько времени вожу его за нос. Кристоф обнимает меня. Руки его дрожат у меня на спине. А взгляд остается отсутствующим даже после того, как я целую его. Бедняга!