Кстати, мотоцикл мой таки сперли! Да и сколько еще он мог стоять безнадзорно с ключом зажигания под сиденьем? Даже не пытаюсь заявлять его в угон. Пусть где-нибудь ездит. Когда-то он мне здорово помог… Вот только ничем хорошим это для меня не закончилось.
Собираюсь продать свой дом. Обращаюсь с этим в первое попавшееся агентство. Описываю состояние, место. Наконец, называю адрес и с удивлением слышу:
— Говорите честно, что у вас там такое? Радиоактивные отходы что ли нашли? На днях дом напротив вашего на продажу выставили. Теперь вот вы пришли.
Значит, Коршун тоже не хочет более владеть своей загородной собственностью… Что ж я понимаю его как никто другой.
Рождество встречаю с бабушкой и Шарлем в Париже. Новый Год с Кондратом, Стрельниковым и его рыжей Машкой в Москве. Со смертью Борзунова, а главное с уходом в «пампасы» Коршуна их контора «Ух» по решению сложных проблем сама собой закрывается. И иногда мне кажется, что мужики скучают по старым добрым временам.
Дом мой никак не хочет продаваться, хотя я прошу за него не так и много — ниже среднерыночной цены. Он словно бы упирается, не желая расставаться со своей первой и единственной хозяйкой. То есть со мной. Риэлтерша рассказывает какие-то страсти про скрипы, голоса и тени, которые пугают покупателей во время осмотра. Про то, как выскальзывают из-под ног половики, цепляются за носки туфель ступени и начинает плеваться водой кран. Когда же на спину очередного желающего приобрести недорогую недвижимость сама собой опускается створка ворот, я решаю снять дом с продажи. Раз уж ему так хочется, пусть будет мой.
Зато дом Коршуна продан. В него въезжает какой-то мужик. Я наблюдаю за его вселением в бинокль. Что поделать, от дурных привычек отказываться труднее всего.
Мне он не нравится. Широченные штаны с многочисленными карманами едва держатся на тощей заднице. Волосы до плеч. Чтобы убрать их от лица, частично собраны на затылке в хвостик. В ухе серьга. Причем не просто колечко, а довольно крупная висюлька. Такой серьгой, если жемчужина в ней настоящая, мог бы похвастаться какой-нибудь пират. Он таскает вещи в дом на пару с водителем Газели. Упаривается. Скидывает на пороге куртку, и я вижу, что все его руки в татуировках. Четкие, очень графичные темно-синие узоры начинаются от кистей и скрываются под рукавами свободной майки. Так мог бы позволить себе выглядеть молодой человек, но у этого в волосах полно седины.
Нестоящая замена бывшему хозяину…
Во Франции уже во всю цветут крокусы и нарциссы. У нас еще сугробы по пояс. Но в воздухе все-таки пахнет весной. Ко мне в гости приезжает бабушка. Зная ее общительность, не удивляюсь, когда в один из дней застаю у нас на кухне того самого мужика — нового хозяина дома напротив. Мы знакомимся. Он говорит по-русски с мягким акцентом. Бабушка рассказывает, что Серджо (мой бог! Ну что за мистика!) итальянец.
— Но бабушка у меня русская, — он улыбается и поднимает вверх палец.
Красивый палец. Длинный, хорошей лепки.
Серджо рассказывает, что в Россию приехал для того, чтобы открыть и раскрутить здесь филиал своей фирмы. Он занимается организацией экстремального туризма для тех, кому хочется чего-нибудь «погорячее». Сам Серджо профессиональный дайвер. Объехал весь мир. Нырял там, где не ныряет никто, имеет какие-то чемпионские титулы по технодайвингу и все такое прочее.
Понятно. Он человек свободной профессии — может себе позволить любой имидж. А этот — длинные волосы, татуировки, свободная, не затрудняющая движения одежда — как раз соответствует его образу жизни.
Серджо оказывается великолепным собеседником. Много что повидал, кучу всего перепробовал — и в смысле еды, и в смысле разного рода авантюрно-экстремальных занятий. Рассказывает интересно и с удовольствием смеется. Бабушка млеет. Ей его вахлацкий, но при этом очень мужественный облик явно нравится.
Опять смотрю на его перевитые мышцами и татуировками руки, на узкие породистые ладони, на пальцы… Потом встаю и, извинившись, ухожу. Пока поднимаюсь по лестнице и иду до своей спальни слышу, как бабушка внизу, явно стремясь загладить неловкость, которая возникла после моего ухода, говорит:
— Девочка в последнее время слишком многое пережила…
Он что-то отвечает, но его низкий голос до меня долетает лишь на уровне интонаций. Зато слова бабушки по-прежнему слышно четко.
— Нет. Она сильная, справится. Если бы еще не этот человек… Тот, у которого вы дом купили… Его, кстати, тоже звали Сергей, вы знали?
Дальше слышать ничего не хочу. Захлопываю дверь.
Проходит еще несколько месяцев. Теперь мы видимся с соседом почти что каждый день. Сначала не понимаю, что он затевает. Потом все становится очевидно. Серджо ухаживает за мной так красиво, так по книжному правильно, что хоть плачь. Я и плачу. Иногда. По ночам, когда никто не видит. Не хочу слезами портить его замысел. Правда вскоре осознаю, что слезы эти — светлые. Прошлые обиды отпустили меня.
Стрельников и Кондрат куда-то пропали. Ну ладно Стрелок — он по крайней мере молодожен. А куда делся Федя? Меня не оставляет такое чувство, что эти мои так называемые друзья где-то залегли, как в окопе, и ждут, иногда выглядывая, чтобы узнать: будет бомбежка или салют?
Еще через пару месяцев мой новый сосед делает мне предложение, и я принимаю его. Бабушка в восторге. Правда, немного недоумевает, почему мы до сих пор так и не оказались с ее обожаемым итальянцем в постели.
— Очень мило, но… очень несовременно, — с некоторым сомнением говорит она. — А вдруг ты выйдешь за него замуж, а после выяснится, что в постели он ни на что не годен?
Лишь пожимаю плечами, пряча улыбку. Бабуля в своем репертуаре.
Решаем не привлекать церковь к нашим отношениям. Он, как говорит, католик, я вроде бы православная, хотя и не помню уж, когда последний раз в церкви была. Сложности и путаница. Куда проще обычный ЗАГС! Когда мы покидаем его, я уже не Соболева, а Ванцетти. Интересно, каково происхождение этой фамилии?
С моей стороны на свадебном застолье присутствуют бабушка и прибывший по такому случаю Шарль. Стрельников со своей маленькой рыжей супругой. Кондрат по-прежнему сам по себе.
Со стороны молодожена — никого.
Гости засиживаются надолго. Бабушка вместо тамады. Наливает и регулярно подбадривает собравшихся: «Кушайте, кушайте, гости дорогие, все равно нажретесь».
В какой-то момент Серджо под столом ухватывает меня за руку. Смотрю ему в глаза. В них властная тьма… Яростная и порочная. Заглядывая в нее, отчетливо понимаю, сколько скрытой, нами плохо осознаваемой, божественной мощи в том, что происходит между мужчиной и женщиной, если они по-настоящему связаны друг с другом. Как далеко это мистическое действо от банального «туда, сюда, обратно, тебе и мне приятно». Он поднимает меня на ноги и тянет к выходу. Первую брачную ночь мы должны провести в его доме. Бывшем доме Коршуна. Как спутался этот странный клубок…
Мы переходим улицу, он принимается открывать дверь, и я вижу, что рука его дрожит. Ключ не сразу попадает в замочную скважину. Целовать меня он начинает едва переступает порог и не прекращает до самой спальни. Его губы скользят у меня по волосам, по лицу, шее, груди. Я отстраняюсь и любуюсь им. Как же он хорош!
Сложные узоры татуировок обвивают его руки, плавно перетекают на грудь и спину. Я начинаю прослеживать их, ведя по ним то языком, то губами, и так добираюсь до самых кончиков его пальцев. Целую их по очереди. Мизинец, безымянный и средний на правой руке. Указательный на левой. Некогда вырванные с мясом ногти отросли, но все равно они не такие, как те, что рядом. Он замирает, тревожно уставившись на меня. Я же произношу всего одно слово:
— Сережа…