«В неволе, – прибавляет Бэтс («Натуралист на Ла-Плате»), – аспидная обезьяна отличается серьезным нравом; она кротка и доверчива, как вообще все цепкохвостые. Благодаря этим качествам ее охотно покупают любители животных; ей недостает, однако, живучести настоящих цепкохвостых, и она редко выдерживает путешествие вниз по барригудо в Европу: тем более я был обрадован, увидев его живым.
«Мне никогда не приходилось видеть более привлекательной обезьяны среди всех цепкохвостых. Когда я вошел к ней в клетку, она осторожно подошла ко мне, вопросительно поглядывая и как бы желая знать, что я за человек, затем полезла ко мне на руки и, положив голову на грудь ко мне, с видимым удовольствием позволила себя ласкать… Все привлекательные стороны цепких обезьян, их привязчивость и покорность проявлялись и у нее, но в большей степени. К жившим вместе с нею мартышкам и сапажу она относилась благожелательно и благодушно сносила их выходки, но относилась к ним, как к существам низшим: во мне же, человеке, видела существо высшее и стала играть роль избалованного ребенка… Движения ее были серьезны, обдуманны и размеренны…» К пище барригудо не особенно требователен и добродушно смотрит, как нахальные соседи воруют у него; по-видимому, эта миролюбивая обезьяна нисколько даже не сердится на своих жадных товарищей.
Четвертый род цепкохвостых обезьян – сапажу (Cebus), отличаются тем, что хвост у них, хотя и может обвиваться вокруг древесных ветвей, но не служит органом хватания; кроме того, он со всех сторон покрыт волосами, тогда как у ревунов он обнажен на конце с нижней стороны. Сапажу – довольно пропорциональны; темянная часть их головы округлена; руки – средней длины; мех – густой и короткий.
По характеру – это настоящие мартышки Нового Света, живые, шаловливые, любопытные и капризные. Голос их, довольно плаксивый, обыкновенно, при малейшем возбуждении, превращается в отвратительный визг. Живут они на деревьях в Бразилии, где соединяются в многочисленные общества. Из американских обезьян это – наиболее обычное у нас, в Европе, в зверинцах, животное, особенно один вид – капуцин, или кайя («обитатель леса», – на языке индейцев-гуаранов).
Капуцина (C. capucinus) следует считать наиболее крупным представителем из всех сапажу, так как длина тела доходит до 1 ф. 6 дюйм., а хвост – до 1 ф. 2 д. Отличительный признак его – голый уже с ранней молодости, морщинистый лоб светлого мясного цвета; мех вообще темно-бурый, но бакенбарды, горло, грудь и брюхо – светло-бурые. Капуцин водится на деревьях, небольшими семьями в 7-10 членов; наблюдать его трудно, так как он пуглив и робок.
«Однажды, – рассказывает Ренггер, – мое внимание привлекли приятные тоны, похожие на звуки флейты, и я увидел старого самца, который, пугливо озираясь, приближался на верху деревьев, в сопровождении дюжины других обезьян, из которых три самки тащили на спине или под мышкой детенышей. Вдруг одна из обезьян, заметив вблизи померанцевое дерево со зрелыми плодами, издала несколько звуков и перепрыгнула на него. За ней последовали и остальные, и все стадо занялось срыванием и поеданием сладких плодов. Обыкновенно каждая садилась на ветку, обвив ее хвостом, клала померанец между ногами и старалась пальцами отделить кожицу. Если это не сразу удавалось, то обезьяна с недовольным видом и ворча колотила плодом по дереву, пока не лопалась кожица; затем, содрав последнюю, она жадно подлизывала стекающий сок, а потом съедала и мякоть. Более взрослые старались при этом отнять добычу у более слабых, и дело доходило до потасовки. Некоторые, поднимая засохшую кору дерева, искали там насекомых».
Самки заботливо ухаживают за своими детенышами, отыскивают у них несекомых, наблюдают за ними, ограждают от нападения других обезьян и пр.
Эта обезьяна очень чувствительна к холоду и сырости, и потому привезенные в более северные страны, часто заболевают чахоткой, а также подвержены насморку и кашлю. Воды она не любит и плавать не умеет.
Звуки, издаваемые ею, довольно разнообразны: от скуки она издает звук, похожий на звук флейты; при требовании чего-нибудь стонет, в удивлении и смущении издает полусвистящие тоны, а в гневе несколько раз кричит грубым и глубоким голосом: «ху, ху!» В страхе или от боли она пищит, при радостном же возбуждении – хихикает. Наконец, она может даже смеяться, правда без звука, и плакать, но слезы ее только наполняют глаза, а не текут по щекам.