- Пожалуйста, анализ.
На изображение легла карта, всем слишком хорошо знакомая, но непривычно увеличенная в сотни раз.
- Мадам,- раздался вдруг осторожный голос Миоцен. - Разумеется, здесь аномалия. Но не игра ли это масштаба… Не кажется ли только… что похоже…
- Именно поэтому и я думала, что ничего нет, - прервала ее Премьер. - И даже самый заслуживающий доверия специалист - часть моей правой руки - согласился со мной. В регионе определяется некое изменение в химическом составе. Или в плотности. И больше ничего. - Она надолго смолкла, внимательно глядя на своих капитанов, и, широко улыбнувшись, закончила: - Возможность нарушения ядра считается нелепой идеей.
Вице-премьер и капитаны закивали со вновь вспыхнувшей надеждой.
Но из-за простой аномалии никто и никогда не позвал бы их сюда. Уошен знала это и потому невольно подошла ближе к карте. Насколько большой может быть дыра? Оценить это нетрудно, но простая карта всегда дает некоторые погрешности.
- Нелепой, - повторила Премьер. - Но потом я мысленно вернулась в те времена, когда была ребенком и мне было не более сотни лет от роду. Кто мог тогда подумать, что живой мир можно превратить в Корабль, и я сама буду жить в этом Корабле?
«Именно так,- подумала Уошен. - Некоторые идеи всегда кажутся безумными».
- Мадам,- снова со свойственной ей твердой деликатностью вмешалась Миоцен,- я уверена, вы сознаёте, что нарушение таких пропорций сделает наш Корабль значительно легче. И предполагая, что мы знаем плотность проникшего железа, естественно…
- Но вы предполагаете, что наше ядро - полое. - Премьер посмотрела на своего любимого офицера, а затем обвела глазами всех остальных. Ее золотистое лицо оставалось спокойным. Некоторое время она наслаждалась замешательством и неведением своих слушателей, а затем неторопливо и спокойно вновь приступила к своему рассказу. - Это началось, как начинается на любом другом судне. Не забывайте, что мы до сих пор не знаем, для чего и почему был создан наш дом. Все, что мы можем представить в качестве объяснения, это лишь утверждение о грузовом судне, спроектированном для перевозки чего-то или кого-то, не похожего на людей. Но на этом мы споткнулись, и далее пока не удалось сделать ни шагу. Каков же он был - первоначальный груз нашего Корабля?
Большая часть капитанов развела руками.
- Представьте, что внутри спрятано нечто, - почти приказала Премьер. - Груз, ну, что-нибудь материальное, то, что надо донести, охранять. А теперь представьте целую серию поддерживающих полей, своеобразных контрфорсов, которые предохраняют груз от сотрясений на всем продолжении нашего пути. И еще вообразите, что эти контрфорсы настолько мощны и выносливы, что могут замаскировать все, что бы ни находилось под ними там, внизу…
- Но, мадам! - раздался чей-то возглас.
- Да, Дью, - помолчав, разрешила Премьер.
- Скажите нам просто, прошу вас… что там, в преисподней, под нами?
- Сферический объект. - И, словно задумавшись, добавила: - Размером приблизительно с Марс. Но со значительно большей массой.
Сердце Уошен готово было выпрыгнуть из груди.
Капитаны хором издали низкий протяжный стон, напоминающий рычание раненого зверя.
- Покажите, - обратилась Премьер к своим помощникам. - Покажите всем то, что мы обнаружили.
Изображение снова изменилось. Внутри Великого Корабля угнездился еще один мир, черный, как железо, и значительно меньший, чем окружающий его ковчег. Эта простая возможность такого колоссального, ни на что не похожего открытия ударила по нервам Уошен не сразу, а накатывала волнами, перехватывая дыхание и заставляя зачарованно смотреть на исказившиеся лица своих коллег, впрочем, едва различимые из-за волнения.
- Этот мир - и совершенный мир, надо вам признаться, - обладает атмосферой… - Премьер тихонько рассмеялась, продолжая говорить вещи, казавшиеся невозможными. - Несмотря на изобилие железа, его атмосфера содержит свободный кислород. И воды там достаточно для маленьких речек и озерков. Словом, все симптомы живого мира налицо…
- Но откуда вы знаете!? - неожиданно даже для самой себя выкрикнула вдруг Уошен и замерла, извинившись: - В моем вопросе нет ни капли неуважения, поверьте.
- Если я правильно поняла ваш вопрос, то отвечаю, что в этом мире я не была. - Премьер едва не подпрыгнула, как девчонка, и торжествующе добавила: - Но пятьдесят лет упорной секретной работы принесли свои плоды! При помощи самовосстанавливающихся дронов мне удалось отреставрировать один из этих обрушившихся туннелей. И я послала туда разведчиков. Вот почему я сейчас здесь перед вами, и утверждаю, что этот мир не только существует, но и каждый из вас скоро увидит его собственными глазами.
Уошен посмотрела на Дью, дабы удостовериться, что и на его лице сияет такая же широкая, как у нее самой, улыбка.
- Кстати, я уже даже дала ему имя, - прищурилась Премьер. - Медулла оссиум. - И она повторила, смакуя: - Медулла оссиум, - затем, словно извиняясь, добавила: - Это очень старое медицинское название, в переводе на обычный язык означает «костный мозг». А костный мозг, как известно, есть место, где рождается кровь.
Уошен чувствовала, как ее собственная кровь шумит в ее вздрагивающем теле.
- Медулла оссиум оставлен для вас, - объявила Премьер.
Казалось, пол наклонился и поплыл под ногами Уошен, и она сама не помнила, как сумела с собой справиться.
- Для вас! - повторила гигантская женщина. - Он ожидает вас, моих самых талантливых, самых преданных соратников.
- Благодарю, - прошептала Уошен, и это слово повторил нестройный взволнованный хор остальных.
- Аплодисменты Премьеру! Аплодисменты! - опомнилась Миоцен.
Но Уошен уже ничего не слышала и не видела, вперив свой взгляд в диковинное черное лицо этого самого непредсказуемого из миров.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Медулла оссиум
Небо гладко, как само совершенство и вневременье, кругло и непогрешимо, как конец универсума.
Но триллион лиц не смотрит на небо.
Ибо совершенство не интересно. Оно утомительно.
И отсюда череда печалей, изъянов, тоски и гнева. Все безразлично, съешь ли ты, съедят ли тебя, на всем отпечаток бессмысленности. Только несовершенство может изменить это состояние, но небо вечно и никогда не меняется. Никогда. Вот почему этот триллион глаз следит за небом только для того, чтобы увидеть нечто летящее или плывущее - все, что угодно, только не эту скользкую серебристую округлость.
Внизу нет совершенства.
Внизу ничто не остается постоянным надолго, ничто не преуспевает, ни к чему нельзя привыкнуть, все меняется мягко, быстро, без колебаний, сожалений и без жалоб.
Тому, что под ногами, нельзя верить.
Нельзя быть уверенным в следующем вздохе.
Возможно, мыслящий, благоразумный и самосознающий разум мог бы возжелать подобного торжествующего совершенства.
Чтобы поглотить вечность.
Чтобы позаимствовать ее силы и выносливость хотя бы на краткое мгновение.
Но такое желание слишком изысканно и расточительно для этих умов. Они слабы, малы и сиюминутны. Они сфокусированы на преходящем. На еде и совокуплении. Они отдыхают тогда, когда нет иного выбора. И ничто больше не врезано намертво в их горячие гены, ничто больше не кипит в крови и не выплескивается наружу в пыльце и сперме.
Перестань суетиться - и погибнешь.
Это отчаянный и бешеный мир. Глубоко и абсолютно порочный. Но внутри каждого крошечного разума гнездится непреклонная гордость, повторяющая:
Я есть. Я живой.
На обратной стороне листка, прилепившись к горячей железной гальке, я правлю… И для существ под моими ногами, слишком ничтожных, чтобы быть замеченными, я есть нечто великое и могущественное…
Я совершенство в ваших жалких крошечных глазках!..