Неожиданным также было поведение А. Б. Жижченко. Перед самым отъездом в Хельсинки он вдруг заявил, что, возможно, он не сможет поехать на конгресс вообще, так как его отец болен. Я сказал ему, если так, то я не поеду тоже. И этого нам не простят! Пришлось ему ехать. Замечу, Жижченко всегда ездил со мной с большой охотой за границу. Итак, мы с ним поехали на Исполком вдвоём и остановились, как обычно, в одном номере гостиницы.
Из-за невероятной эмоциональной и физической перегрузки там ночью со мной произошёл довольно неприятный случай. Я встал, чтобы пойти в туалет, но спросонья заблудился и вышел из номера в коридор. Закрыл дверь и оказался в коридоре, а дверь захлопнулась, так что я уже не мог вернуться обратно. Но это я не сразу понял. Пытаясь сориентироваться, я стал двигаться по коридору. При этом я был в одной ночной рубашке. Когда я понял, что случилось, то, ощупывая стены, наткнулся на какую-то кнопку и нажал её. Услышал звонок. Скоро на этот звонок кто-то пришёл, но я не мог даже назвать свой номер. Забыл его в этот момент. Дежурный по моей фамилии определил номер и помог мне вернуться. Если бы я случайно не наткнулся на кнопку, то попал бы в очень трудное положение…
У нас с женой возникло ощущение, уже там, в Хельсинки, что всё это скопление трудностей возникло не случайно. Оно было создано преднамеренно, чтобы изолировать меня, поставить в условия, при которых участие советских математиков в конгрессе провалилось бы, и обвинить в этом меня. Но этого не произошло.
В Хельсинки среди участников конгресса распространялась многотиражная рукопись, озаглавленная «Положение в советской математике». Значительная часть информации, содержавшейся в ней, заведомо ошибочна и, может быть, преднамеренно лжива, значительная часть сомнительна и трудно проверяема.
Почему уезжающие из Советского Союза несут такую информацию за границу? На это, как я думаю, есть две причины. Первая — люди, уезжающие из Советского Союза, недовольны чем-то происходящим в нашей стране, кем-то обижены. Это недовольство и обида могут быть вовсе не связаны с их национальностью. Но проще всего списать обиды и недовольство на антисемитизм. Второе — от эмигрантов из Советского Союза ожидают антисоветской информации. Такая информация высоко оплачивается как положением, так и деньгами. На неё есть большой спрос. И вот, чтобы оплатить долларовое гостеприимство Америки, некоторые люди и дают заведомо ложную информацию.
Уже после моего отъезда из Хельсинки там состоялся антисоветский митинг, на котором главным оратором выступал наш бывший гражданин Е. Б. Дынкин. В свои молодые годы, мне привелось познакомиться с большой серией работ Дынкина по теории групп Ли в связи с представлением их на какую-то довольно скромную премию. Работы эти не показались мне достаточно значительными. По моему мнению, Дынкин не является сколько-нибудь значительным математиком с точки зрения советской науки. А в Америке, как мне рассказывали, он пользуется репутацией выдающегося учёного.
Распространив рукопись среди участников конгресса, сионисты, насколько я помню, первый раз публично и открыто выступили против Советского Союза и советских математиков с обвинением в антисемитизме. Раньше такие обвинения не выдвигались. Они обычно были завуалированы, и о них можно было только догадываться. В Ванкувере, в 1974-м году тоже был антисоветский митинг, но прямых обвинений в антисемитизме на нём не выдвигалось. Он был посвящён защите советского гражданина, фамилию которого я забыл, неизвестной мне национальности. О том, что будет рассматриваться вопрос о нём во время конгресса, мы знали за несколько месяцев до самого конгресса, так как получили письмо с Запада с информацией об этом от наших друзей. Любопытно, что в Ванкувере было объявлено, что митинг организуется по просьбе Сахарова, сформулированной в его якобы только что полученном письме. Митинг в Ванкувере тоже был организован сионистами.
В Хельсинки у меня была встреча с Липманом Берсом и довольно длинная беседа всё на те же темы. Придя к нам в номер, Берс прежде всего обнаружил, что мой номер опять лучше того, который имеет он. Это его раздражало. Затем мы перешли к беседе. Берс обвинил нас в том, что среди советских делегатов почти отсутствуют евреи. Он указал, что уже беседовал по этому вопросу с Владимировым и тот обманул его. Именно, Владимиров сказал о ком-то из нашей делегации, что это, видимо, еврей, а теперь вот Берс выяснил, что это вовсе не еврей, а немец.