Тут пришло решительное: или его отпустят в Иерусалим, или он умрёт!
С этой мыслью король Иудеи уснул – там же, в кресле.
В следующие дни Менаше никак не мог сосредоточиться на расчётах,
путался в клинышках, забывал формулы. Таблички падали из его рук, одна даже разбилась – к счастью, это была копия. Он расспрашивал у придворного звездочёта, с которым успел познакомиться, как живут здесь иврим, изгнанные ассирийцами. Вавилонянин уверял его, что живут прекрасно. Царь Царей заботится о своих подданных – тех, кого сохранил и привёл в Двуречье,– защищает и поощряет во всех их делах.
– Смотри,– звездочёт подвёл его к проёму, ведущему к террасе.– Видишь эти богатые лавки в самом центре города, знаешь чьи они?– он засмеялся.– Бывших жрецов из Шомрона. Теперь они построили храм Иштар, женят своих сыновей на ассириянках и договариваются между собой, как получить от Царя Царей новые привилегии.
– Но я же видел здесь других израильтян!– растерялся Менаше.– Они живут в квартале, что возле Тройной стены, возле самого канала. Мне показалось, что эти люди хранят свою веру.
– Правильно,– согласился вавилонянин.– Эти – другие. Я там был однажды, у них есть очень хороший врач, он помог моей дочери. Их не много, но это – упрямые люди. Они ни с кем не хотят сближаться, потому что боятся, что их дети могут стать такими же, как эти,– звездочёт повёл плечом в сторону городских лавок.– Израильтяне, о которых ты говоришь, несколько раз добивались приёма у Царя Царей, подносили ему подарки и просили отпустить их в Кнаан. Но Царь Царей никому не разрешает вернуться.
Почти год заняли у Менаше попытки попасть на приём к Шумашшумукину. Дворцовые люди, приближенные к наместнику, брали подношения, обещали устроить встречу, но проходил месяц за месяцем, а никто не приглашал иудея во дворец.
Менаше не мог знать о доносе, полученном Шумашшумукином из Египта: кто-то из вавилонян попался при вывозе золотой посуды из Луксорского храма и под пыткой рассказал о заговоре, который готовит наместник. Как только Ашурбанапал услышал о мятежных планах брата, он тотчас в них поверил, велел остановить дальнейшие завоевания в Африке и готовиться к возвращению в Двуречье. Изрядно вымотавшееся войско радостно грузило на повозки добытую в походе добычу, ещё не ведая, каким будет возвращение домой. А Царь Царей уже пообещал командирам, что первым делом они раз навсегда раздавят "это осиное гнездо" – Вавилон.
Шамашшумукин тоже хорошо изучил характер младшего брата и не рассчитывал на милосердие. Он велел готовить город к обороне. Правителю Вавилона было совсем не до бесед с королём какого-то далёкого государства.
Ничего не ведавший Менаше, посещая дворец, приобщился к политике. Ему открылась другая жизнь – та, что происходила вокруг царей Двуречья, мир интриг, зависти и доносов, он получил уроки управления, весьма пригодившиеся ему после возвращения в Иерусалим.
Менаше, которому перевалило за сорок, очень изменился, особенно за этот последний год. Иудейский король больше не напоминал Пиноккио. Теперь это был серьёзный человек, научившийся заводить полезные знакомства, подкупать, очаровывать, устанавливать связи. Знание обстановки в империи только усилило его желание оставить Вавилон, прежде чем братья-цари встретятся. Он понял, что и сам, и всё его иерусалимское окружение заблуждались, считая Вавилон и Ниневию самыми безопасными местами в эти ненадёжные годы. Пленный иудейский король узнал, что страшный Санхерив, от чьих армий чудом спасся Иерусалим,– был зарезан собственными сыновьями, да не где-нибудь, а перед алтарём своего бога-покровителя. И вид мечущегося Шумашшумукина подтверждал: и в Вавилоне нету безопасности!
Зато – вспоминал теперь Менаше – отец его, Хизкияу, был похоронен с почестями, потому что хранил веру отцов, веру Авраама и Моше.
И в беде своей он стал умолять Господа, Бога своего, и глубоко покорился Богу отцов своих. И молился Ему, и Бог внял ему, и услышал моление его, и возвратил его в Иерусалим на королевство его.
Наконец Менаше сообщили, что Шамашшумукин согласен его принять, только просьбу следует изложить за самое короткое время.
Гость едва узнал наместника – так изменили этого человека заботы о защите города. Менаше, волнуясь, стал обещать, что Иерусалим останется верным союзником Царя Царей, и что дань будет поступать исправно.
Внезапно он заметил неприятную гримасу на лице правителя, но тут же Бог подсказал ему верный настрой этого последнего разговора.
– Ты был очень добр ко мне, – сказал Шамашшумукину пленник.– Но за эти годы умерла в Иерусалиме моя мать. Позволь побывать на её могиле, а кроме того, посмотреть, как управляет Иудеей мой малый сын?
– Хорошо,– согласился правитель Вавилона.– Я велю помочь тебе собрать караван и дам охрану от разбойников на пути до твоего Иерусалима.
Перед отъездом Менаше ещё раз побывал в доме у Хаггая и участвовал там в семейном жертвоприношении.
От последних дней у него осталась в памяти только переправа через каналы в Вавилоне.
Разгрузили ослов и мулов, и те перебирались вплавь. Мешки с поклажей погрузили на плотики – доски, положенные поверх кожаных мешков с воздухом – и оттолкнули от берега. Сам Менаше и его свита во время переправы держались за такие же мешки. Проводник-вавилонянин плыл рядом и подталкивал Менаше к берегу, чтобы того не снесло течением.
По Эрец Исраэль они передвигались тем же путём, каким шёл по ней Авраам – подальше от населенных пунктов, держась восточного берега Иордана. И так же медленно, как праотец. Менаше обменял все остатки драгоценностей и золота на стада скота для своего разорённого королевства, в пути рождались ягнята и телята, и нежные эти существа не позволяли каравану двигаться в полуденный зной или на рассвете.
Вечером, собрав в загоны коров и пересчитав овец, пастухи готовили на костре ужин. Менаше вместе со всеми ел сыр, запивая его козьим молоком, и слушал рассказы одноглазого Моше – главного королевского пастуха – о том, какие замечательные козы у них в Иудее. Моше уверял, что эти животные выживают сами и спасут своих хозяев в любую засуху, потому что могут карабкаться по горам и разгребать крепкими копытцами почву на дне вади, находя влажные корешки хоть каких-нибудь колючек. Этот иудей был недоволен слишком изнеженными овцами, приобретёнными в Вавилоне: почему хозяин стада не научил их в случае зноя прятать головы под брюхом друг у друга. Зато Моше очень хвалил жилистых ослов арамейской породы, которых выбрал сам на вавилонском базаре.
Заслушавшись пастухов, король иногда так и засыпал, сидя на камне у костра.
Родные, придворные, старые слуги, предупреждённые о его возвращении, встретили своего короля у Восточной дороги, ведущей от Иордана к Иерусалиму. Домой он вернулся уже в сопровождении толпы присоединившегося по пути простого люда. Народ, громко распевая, приветствовал возвращение короля и ждал от него веселья, как в прежние годы. Бывалые люди в толпе, давясь от хохота, вспоминали проделки Менаше, карнавалы в честь небесных светил, которые он придумывал, многие его грехи с язычницами и удивлялись, как это он до сих пор жив после своих споров с Господом?
Перед тем, как удалиться к себе во дворец, Менаше обратился к народу. Он рассказал, что на пути через Израиль видел опустившийся, одичавший "ам-ха арец", и теперь его особенно радует чистый и нарядный Иерусалим. Но, продолжал он, если иудеи приготовились к празднику, то он должен предупредить свой "ам-ха арец": веселья больше не будет! И закончил совсем загадочно: "Если мы хотим выжить – нужно укреплять город".
Едва передохнув с дороги, Менаше уже диктовал придворному писцу Хозаяу приказы армии и всем своим подданным-иудеям: сжечь языческие храмы, капища, алтари и "жертвенники на высотах", перебить идолов и астарт, прогнать из города жрецов этих храмов, а также гадателей, ворожей, колдунов, чревовещателей, вызывателей мёртвых. И немедленно очистить Храм Шломо от идолов, которых внесли туда по опрометчивому приказу самого же Менаше.
Ошеломлённый народ, "ам-ха арец", быстро пришёл в себя и стал со рвением исполнять королевский приказ. В столице и её окрестностях задымились языческие храмы, разрушенные и подожжённые толпами иудеев с одобрения иерусалимских жрецов. И опять каждый день рождалось множество слухов. Рассказывали, будто по возвращении из Вавилона Менаше отправился на могилу Иошияу (старый пророк умер годом раньше), и в раскаянье своём молился так горячо, что ему явился дух Иошияу, как королю Шаулу – дух пророка Шмуэля. Иошияу не упрекал грешного короля Менаше, а напротив, утешал, говорил, что его раскаянье будет услышано Богом.