Любопытно прочитать, как позднее описал это происшествие сам Ирмияу.
"И послали все сановники <...> Еуди бен-Нетанияу <...> сказав: "Возьми в руку свою свиток, с которого ты читал в слух народа и приходи" <...> И король послал Еуди взять свиток <...> И читал его Еуди в слух короля и в слух всех сановников, стоящих при короле. А король сидел в зимнем доме – это было в девятом месяце – и перед ним горела жаровня. И было: когда прочитывал Еуди три-четыре столбца, король срезал их ножом писца и бросал в огонь в жаровне, пока не сгорел весь свиток. И не убоялись они, и не разорвали одежд своих – ни король, и ни один из рабов его, слышавших эти слова! Более того, Элнатан и Делаяу, и Гмарьяу упрашивали короля не жечь свиток – но он их не послушал, а даже приказал своему сыну Ирахмиэлю и Серае бен-Азриэлу, и Шлемаяу бен-Аздиэлу схватить Баруха-писца и Ирмияу-пророка. Но сокрыл их Бог![42]
А остальные деяния Ехоякима и всё, что он совершил, описано в книге -летописи королей Иудеи.
*
Навуходоносор, преследующий египетскую армию, внезапно развернулся и осадил Иерусалим. Три года иудейский король держал оборону, не давая вавилонянам прорваться в столицу. Ни голод, ни жажда, ни самые современные осадные орудия не помогали вавилонскому войску одолеть иерусалимцев. Но внезапно король Ехояким умер. "Вторая книга Царств" (канон "Пророки") не останавливается на подробностях описания этой смерти. "Агада" предлагает несколько версий: умер, перелезая ночью через городскую стену (цель – неизвестна), был казнён вавилонянами, и труп его зашили в ослиную шкуру и так далее. Канон "К'тувим" /"Писания"/ в разделе "Диврей айамим" ч. II предлагает такую версию:
"Невухаднецар, царь Бавеля, оковал его оковами, чтобы отвести в Бавель. И часть сосудов дома Господня перенёс Невухаднецар в Бавель и поместил их у себя во дворце[43].
И уж на чём сходятся все летописцы:
"А остальные деяния Ехоякима и мерзости его, какие он делал <...> описаны в "Книге королей Иудеи".
И почил Ехояким с отцами своими. И стал королём вместо него Ехояхин, сын его".
Восемнадцатилетним юношей, в тяжелейшие дни осады столицы вступил на престол предпоследний король из Дома Давида – Ехояхин. Через три месяца и десять дней он капитулировал перед Навуходоносором, открыв тому городские ворота. Условия вавилонян были весьма жестокими: король с матерью, женой и придворными должен отправиться в изгнание. За ним последуют десять тысяч самых почитаемых иудеев, среди которых семь тысяч воинов, тысяча оружейников – всех их Навуходоносор увёл, чтобы обезопасить себя от нового восстания в Иерусалиме – и две тысячи людей из других сословий. Как сказано во Второй книге Царств, "всех храбрых, способных воевать, выслал царь бавельский в Бавель".
Так Ехояхин оказался в плену и пробыл там почти тридцать шесть лет. Этим поступком, думается мне, он оплатил сохранение страны и Иерусалима (надолго ли – этого он знать не мог), приняв на себя расплату за греховную жизнь отца и деда. Некоторые историки полагают, что молодой король послушался не Ирмияу, а совета матери своей, Нехушты, дочери Эльнатана из Иерусалима – впрочем, какое это имеет значение! Исполнился приговор Божий, предсказанный Ирмияу:
"И заброшу я тебя с матерью твоею, которая родила тебя, в иную страну, где вы не родились, и там вы умрёте. А в ту страну, куда стремится вернуться душа ваша, туда вы не вернётесь".
А дальше – ещё страшнее:
"Так сказал Господь: "Запишите человека этого бездетным, мужем злополучным во дни его, ибо не удастся более никому из потомков его сидеть на престоле Давида и править в Иудее".
"Агада" рассказывает, что молодой король прощался с Иерусалимом в полном отчаянии. Он взошёл на крышу Храма и обратился к Господу с таким словом:
– Владыка Мира! Мы больше не достойны Твоего доверия. Возьми же эти ключи!
Ехоякин подбросил в воздух ключи от Храма и, согласно преданию, они до сих пор не вернулись на землю.
Известно, что и, назначив правителем Иудеи своего ставленника Цидкияу, царь Вавилона продолжал воздавать пленному Ехояхину королевские почести. А вот о подробностях смерти Ехояхина и о месте, где он похоронен, в Танахе ничего не говорится. Поэтому и мы на сей раз опустим традиционную формулу, прощаясь с несчастным иудейским королём.
Примечание:
Среди тех, кто ушёл в изгнание вместе с Ехояхином, был некто Киш из племени Биньямина. Семья Киша[44] прижилась в Вавилонской империи, в городе Шушане. Сперва там родился Шимья, от него – сын Яир, а уже у того появился на свет Мордехай – тот самый герой Книги Эстер, которого мы вспоминаем в праздник Пурим.
*
Новелла Семнадцатая
Ещё один день на земле или ЦИДКИЯУ – последний из МАЛЫХ КОРОЛЕЙ
Мы согрешили и восстали. Ты не простил нас.
/"Эйха" ("Плач Иеремии"), 3, 39-42/
И был гнев Господа на Иудею и на Иерусалим. И
предал он их ужасу, опустошению и осмеянию.
/Вторая книга Царств, 25/
*
Месяц Ияр 585 года до новой эры пришёл в Кнаан с холодными ночами и с ежедневным дождём. Это не был серьёзный дождь, как зимой, он лишь едва залеплял ресницы. Но для дюжины оборванных и босых мужчин, бредущих из Иудеи на северо-восток, к сирийской границе, такая погода была причиной мучительных забот об укрытии на ночь за любой стеной, в пещере или обложенной ветками лесной яме.
В ночь на праздник Лаг ба-Омер кусты и трава покрылись мелкими серыми улитками. Они хрустели под ногами, крошились и рассыпались. Один из странников порезал вкровь ступни, но не издавал ни звука – так и брёл по лесной тропинке в горах когда-то процветавшего надела израильского племени Нафтали. После прохода по этим краям ассирийских армий от поселений племени остались только перемешанные с мусором угли, так что и самые несчастные бродяги не надеялись выпросить здесь пищу или кров. Местное население давно было угнано в Двуречье, а большая часть лесов, куда все цари Кнаана приезжали охотиться на медведей и барсов, сгорела дотла.
Тишина стояла повсюду, даже птицы, и те молчали в это холодное утро.
– Стойте!- вскрикнул вдруг толстый мужчина по имени Эзра. – У него же ноги в крови!
Все остановились, только тот, на кого смотрели странники, продолжал идти вперёд, ничего не чувствуя.
– Погоди, Матания, – ласково обратился к нему толстяк, остановивший остальных. Человек замер и растерялся. "Матания" – так называла его мать Хамутал, когда ещё жили они не в Иерусалиме, а в селении Ливна, неподалёку от столицы. Это своё имя он давно забыл.
Один из мужчин, лекарь, приблизился к нему, не глядя в красные ямы на месте глаз, погладил по голове, усадил на сухой пень под сосной и стал очищать от хвои и грязи рассечённые осколками улиточных домиков ступни ног слепца. Тот не сопротивлялся, сидел неподвижно, не выражая никакого интереса к действиям своих спутников. А те доставали зерно и овощи из крепких дорожных мешков, а из поясов – соль и порошки сухих трав.
43
Не потейте, археологи, рыдайте историки и музейные работники!– вавилонский царь поступил, как испанцы с сокровищами майя и инков – всё превратил в золотые слитки: