Таков был и сиенский живописец Амброджо Лоренцетти, замыслы которого были прекрасны и разнообразны, обдуманно сочетавший и размещавший фигуры в своих историях. Об этом правдиво свидетельствует в Сиене у братьев-миноритов история, весьма изящно написанная им в монастырском дворе, где изображено, как юноша становится монахом и как он и некоторые другие отправляются к султану, где их избивают и, приговоренных к казни, подвешивают на дереве и, наконец обезглавливают, в то время как разражается ужасная гроза. В этой живописной работе он большим искусством и умелостью сопоставил возмущение воздуха и ярость дождя и ветров с человеческими страданиями, благодаря чему новые мастера научились приемам и основам такой композиции, ранее не встречавшейся и потому заслужившей ему бесконечную похвалу.
Амброджо был опытным колористом во фресковой живописи, в работах же темперой применял краски с большой умелостью и легкостью, о чем можно судить и теперь еще по картинам, законченным им в Сиене в малой больнице, именуемой Мона Аньеза, где он написал и отделал историю с новой и прекрасной композицией. В большой же больнице он написал фреской на стене Рождество Богородицы и Введение ее во храм с отроковицами, а у братьев-августинцев в том же городе он расписал капитул, где на своде мы видим изображения апостолов со свитками в руках, на которых написана составленная каждым из них часть Символа веры, а под ними небольшие истории изображают при помощи живописи то, что написано вверху буквами. Рядом на большой стене находятся три истории из жития св. Екатерины-мученицы, ведущей диспут с тираном во храме, а в середине – Страсти Христовы с распятыми разбойниками по сторонам и Мариями, внизу поддерживающими лишившуюся чувств деву Марию; произведения эти были завершены им с очень большим изяществом прекрасной манере. -
В палаццо делла Синьория в Сиене он изобразил в Большом зале также войну из-за Азиналунга, рядом же мир и разные его проявления; там же он изобразил полную по тем временам космографию и в том же палаццо выполнил восемь историй очень чисто написанных зеленой землей. Как говорят, он отослал также в Вольтерру доску написанную темперой, получившую в этом городе большое одобрение, а в Массе где он совместно с другими расписал фресками капеллу и доску темперой, он показал горожанам, какой рассудительностью и каким талантом обладал он в искусстве живописи. В Орвието же он расписал фресками главную капеллу в соборе Санта Мариа.
После этих работ он попал во Флоренцию, где выполнил в Сан Проколо образ, а в одной из капелл истории из жития св. Николая малыми фигурами, в угоду некоторым своим друзьям, пожелавшим увидеть, как он работает, и, как опытный мастер, он выполнил эту вещь в столь короткое время, что его известность и слава возросли бесконечно. Работа эта, в пределле которой он написал свой портрет, была причиной того, что в 1335 году он был приглашен в Кортону по распоряжению епископа дельи Убертини, который тогда был синьором города; там, в церкви Санта Маргерита, незадолго до того выстроенной братьями-францисканцами на вершине холма, он расписал кое-что и главным образом половину сводов и стены так хорошо, что и теперь, когда все это почти уничтожено временем, все же видна в фигурах прекраснейшая выразительность, и следует признать, что он заслуженно за это восхвалялся.
Закончив эту работу, Амброджо возвратился в Сиену, где и прожил в почете конец своей жизни и не только потому, что был превосходным мастером живописи, но также и потому, что с юности занимался и литературой, каковая стала полезной и сладкой подругой живописи и таким украшением всей его жизни, что, так же как и его живописное ремесло, даровала ему всеобщую любовь и расположение. И потому он не только постоянно общался с людьми учеными и заслуженными, но и с большой для себя честью и пользой принимал участие в делах своей республики. Нравы Амброджо были во всех отношениях похвальными, и он скорее напоминал дворянина и философа, чем художника, и, что больше всего свидетельствует о благоразумии человека, всегда был готов удовлетвориться тем, что ему было дано людьми и временем, и потому переносил с духом умеренным и спокойным добро и зло, даруемые судьбой. И поистине и сказать невозможно, сколь почтенными спутниками должны для всех искусств почитаться благонравие и скромность вместе с другими добрыми благоприобретенными качествами, в особенности же для тех искусств, что имеют свое начало в разуме, в таланте благородном и возвышенном, поэтому каждый должен был бы заслуживать себе всеобщее расположение своими нравами не меньше, чем своим превосходством в искусстве. Наконец, в последние дни своей жизни Амброджо выполнил для вящей своей славы образ в Монте Оливето ди Кьюзури, вскоре после чего отошел счастливо и по-христиански к лучшей жизни, восьмидесяти трех лет от роду. Работы его относятся к 1340-м годам.
Как уже упоминалось, Амброджо изобразил себя собственноручно с капюшоном на голове в пределле образа в Сан Проколо. Чего же стоил он в рисунке, можно судить по нашей Книге, где есть несколько превосходных собственноручных его вещей.
ЖИЗНЕОПИСАНИЕ ПЬЕТРО КАВАЛЛИНИ РИМСКОГО ЖИВОПИСЦА
Рим в течение многих веков был уже лишен не только хорошей словесности и военной славы, но даже и всех наук и искусств, когда родился там по воле Божьей Пьетро Каваллини, в то время когда первенствующее место среди итальянских живописцев занимал Джотто, который, можно сказать, вернул живопись к жизни. Каваллини же, который был учеником Джотто и работал вместе с ним над мозаичным кораблем в Сан Пьетро, был первым, просветившим после Джотто это искусство и с первых же шагов проявившим себя достойным учеником такого мастера, написав в Арачели над дверью сакристии несколько историй, разрушенных ныне временем, а в Санта Мариа ди Трастевере множество фресок по всей церкви. После этого он работал мозаикой в главной капелле и на передней стене церкви и обнаружил с самого начала этой работы, принявшись за нее без помощи Джотто, умение производить и доводить до конца мозаичные работы не хуже, чем живописные; выполнив также в церкви Сан Гризогоно много историй фреской, он и здесь показал себя лучшим учеником Джотто и хорошим художником. Также и за Тибром он расписал в Санта Чечилиа собственноручно почти всю церковь и многое в церкви Сан Франческо аппрессо Рипа. Затем в Сан Паоло фуор ди Рома он выполнил мозаичный фасад и много историй из Ветхого Завета для среднего нефа. Работая над некоторыми фресками в капитуле первого монастырского двора, он вложил туда столько тщательности, что от людей понимающих заслужил имя превосходнейшего мастера, и вследствие этого он приобрел такую благосклонность со стороны прелатов, что ему была поручена внутренняя стена Сан Пьетро между окнами, где в соответствии с окнами, которые в то время там были, он изобразил в отличнейших фресках четырех евангелистов, св. Петра и св. Павла исключительных размеров, а также порядочное количество фигур в одном из нефов, а так как ему очень нравилась греческая манера, он повсюду примешивал ее к манере Джотто. Охотно придавая фигурам выпуклость, он, дабы добиться этого, прилагал, как это известно, наибольшие человеческие усилия, какие только мыслимы. Однако лучшие работы, выполненные им в этом городе, находятся в упоминавшейся церкви Арачели, что на Капитолии, где он написал фреской на своде главной абсиды Богоматерь с младенцем на руках, окруженную солнечным кругом, внизу же императора Октавиана, поклоняющегося Иисусу Христу, которого ему показывает Тибуртинская сивилла; фигуры этой работы, как сказано в других местах, сохранились значительно лучше, чем остальные, ибо те, что расположены на сводах, страдают от пыли значительно меньше написанных на стенах.
После этих работ Пьетро отправился в Тоскану, чтобы посмотреть работы других учеников своего учителя Джотто и самого мастера, и по этому случаю расписал в Сан Марко во Флоренции много фигур, которых теперь не видно, ибо церковь выбелена, за исключением Благовещения возле главных дверей церкви, ими прикрытого. В церкви же Сан Базилио, что на Канто алла Мачина, он выполнил на стене фреской другое Благовещение, столь сходное с более ранним, написанным им в Сан Марко, и с некоторыми другими, находящимися во Флоренции, что некоторые с долей вероятия считают их выполненными рукой того же Пьетро; и поистине большего сходства быть и не может. Среди фигур в названной церкви Сан Марко во Флоренции был портрет папы Урбана V с головами св. Петра и св. Павла, написанный с натуры; с этого портрета его написал фра Джованни да Фьезоле на доске, находящейся в Сан Доменико во Фьезоле, что было немалой удачей, ибо портрет, находившийся в Сан Марко, вместе со многими другими фигурами фресок церкви был, как упоминалось, забелен, когда монастырь этот был отобран у монахов, которым он принадлежал раньше, и передан братьям-проповедникам, произведшим побелку невнимательно и небрежно.