Мы привели примеры жизнеописаний, отличающихся лаконизмом и не содержащих иных данных, кроме конкретных фактов и сжатых оценок. Некоторые сведения, сообщаемые более подробными жизнеописаниями, носят, однако, совершенно иной характер, что дало повод позитивистской науке объявить большую часть этих текстов произвольными выдумками поздних авторов, главным источником которых были, якобы, песни, буквально ими понятые, вольно интерпретируемые. На обострение критического отношения к жизнеописаниям повлияло, кроме того, "разоблачение" параллельного источника сведений о трубадурах – книги королевского прокурора в парламенте Экс-ан-Прованса Жана Нострдама (брата известного астролога и пророка), выпущенной им в 1575 г. под названием "Жизнеописания древних и наиславнейших провансальских пиитов", перевод которых вошел в наше издание. Нострдам, хорошо осведомленный в провансальской литературе, действительно располагал кое-какими источниками, до нас не дошедшими, но расцвечивал почерпнутые из них факты плодами собственного воображения. Доверие к Нострдаму было окончательно утрачено после опубликования критических исследований Камиля Шабано. Но сочинения мистификатора из Экс-ан-Прованса, в свою очередь, непонятого и неоцененного, относятся уже к новому времени и никак не свидетельствуют о недостоверности аутентичных памятников XIII в.
На смену гиперкритицизму в отношении достоверности биографий, характерному для старой школы, в последнее время была выдвинута противоположная, реабилитирующая точка зрения[10]. В частности, была проведена большая текстологическая и критическая работа по сопоставлению жизнеописаний и разо с текстами того или иного трубадура. Эта работа в какой-то мере подтвердила мнение о "достоверности" жизнеописаний. В целом методы авторов жизнеописаний мало отличаются от методов современных им авторов хроник. И те и другие записывали сведения, которые получали из различных источников, избегая, однако, что-либо выдумывать и привносить от себя, – истинность своих свидетельств они настойчиво подчеркивают в текстах: – "И все, что я сейчас говорю – истина, ибо мною самим и видено и слышано собственными моими глазами и ушами", – говорится в разо к одной из песен Гаусельма Файдита (XVIII, 3), а автор жизнеописания Каденета свидетельствует, что "все, что он делал и творил, видел я своими глазами или слышал от других" (LXXX). Точно также Юк де Сент Сирк, дважды, как уже упоминалось, свидетельствующий в текстах памятника о своем авторстве, в одном случае утверждает: "И знайте, что это чистая правда, ибо это никто иной, как я, Юк де Сент Сирк, истории эти записавший, был ее (т.е. дамы – см. XXVIII, 2) вестником, который ходил к Саварику и передал ему послание и ласковые приветы"; в другом же случае он говорит – "всё, что я, эн Юк де Сент Сирк, написал здесь о нем (т.е. о Бернарте Вентадорнском – VI), поведано было мне виконтом Эблесом Вентадорнским, сыном виконтессы, которую любил Бернарт" Подобным же образом комментатор "персональной сирвенты", сочиненной Бертраном де Борном против короля Альфонса Арагонского, уснащает свои объяснения репликами типа "правда и то, что ...", "...наконец, правда еще и то..." (XI, разо тринадцатое). Если в данном случае эти реплики подтверждают правдивость сказанного в комментируемой песне, то в жизнеописании Пейре Видаля те же слова – "правда и то, что рыцарь из Сан-Джили обрезал ему язык за то, что он давал понять, что был возлюбленным его жены" (LVII) – относятся уже к преданию о трубадуре, хотя бы и восходящему к перетолкованным стихам Монаха Монтаудонского (см. ниже). При этом сведения, используемые автором жизнеописаний, могли носить как исторический характер, восходя к реальным событиям, так и анекдотический или легендарный. Однако обычно даже предания и легенды, сообщаемые биографами трубадура, не являются какими-то позднейшими измышлениями, основанными на произвольном истолковании поэтических текстов. Вымысел, вписывающийся в контекст куртуазной поэтической культуры, основанной на ритуале "утонченной любви", соответствовал высшей реальности куртуазного мифа, на уровне которого снимались требования элементарной достоверности. Знакомя аудиторию с жизнеописанием трубадура или комментируя его песню, жонглер был озабочен не столько требованиями "историчности" в современном нам понимании, сколько желанием создать "прекрасное повествование", с помощью которого он вел за собой слушателей в зачарованный мир куртуазии, ибо жизнеописания и разо призваны были служить своего рода "учебником" куртуазного поведения для публики уже иной эпохи[11] Источник обоих жанров, жизнеописания и разо, М.Л. Менегетти усматривает, помимо святоотеческой литературы, в средневековых введениях к произведениям античных авторов (accessus ad auctores). Наиболее близкие параллели к обоим жанрам представляют собой такие построенные по принципу автокомментария позднейшие произведения, как "Новая жизнь" и "Пир" Данте; сходное распределение стихов и комментирующей прозы прослеживается в арабской литературе, например в "Книге песен" Абуль Фараджа аль Исфагани (X в.). Однако даже в тех случаях, когда жизнеописания сообщают сведения явно ошибочные или фантастические, они, как правило, используют уже существующее предание, современное самим трубадурам, и лишь изредка дополняют его за счет сведений, заимствованных из поэтических текстов, на которые, кстати, может опираться и само предание или к которым, что более вероятно, оно может приспосабливаться (совершенно очевидно, впрочем, что большая часть сведений, сообщаемых жизнеописаниями, никак не могла быть почерпнута из песен трубадуров). Это предание было, по-видимому, еще до составления корпуса жизнеописаний частично зафиксировано в письменной форме, что косвенно может подтверждаться теми случаями, когда жизнеописание дублируется другими, преимущественно латинскими хроникальными и итальянскими новеллистическими источниками, как в случае красочного разо Ричарта де Бербезиля (см. ниже). В древнейших рукописях (старшая из них датируется 50-80-ми годами XIII в.) краткие, как правило, жизнеописания и более пространные разо предшествуют песням трубадуров, которые они поясняют; в рукописях позднейших они, как упоминалось, нередко составляют уже отдельные разделы. В XIV в. разо к песням трубадуров все больше тяготеют к новеллистической форме – недаром к некоторым из них восходят сюжеты целого ряда ранних итальянских новелл. Надо еще раз указать в этой связи на косвенные свидетельства о существовании не дошедших до нас памятников эпохи трубадуров на провансальском языке, выдержанных в жанре собственно новеллы, если таковыми свидетельствами можно считать ряд упоминаний у итальянского писателя Франческо да Барберино (1264-1348), кратко излагающего содержание некоторых из них на латинском языке. Возможно, однако, что речь здесь идет о повествовательных поэтических произведениях трубадуров, образцы которых до нас дошли.
10
Таковы взгляды Б. Панвини, изложенные им, однако, с несколько наивной прямолинейностью в книге:
11
См.: