"Андреем, капелланом короля французского" называют рукописи сочинителя трактата "О любви". Неизвестно, имеется здесь в виду старый король Людовик VII (1137-1180) или молодой Филипп II Август (1180-1223). Но по содержанию книги несомненно, что он был ближе не к королю с его парижским двором, а к бывшей королеве Алиеноре Аквитанской – внучке Гильема Пуатевинского, "первого трубадура", которая была в первом браке за Людовиком VII Французским, а во втором – за Генрихом II Английским, к ее дочери Марии Шампанской и к ее племяннице Изабелле Фландрской. Дворы этих вельможных дам – в Пуатье, Труа и Аррасе были самыми блестящими центрами куртуазной культуры последней трети XII в.; при шампанском дворе жили такие поэты, как Гас Брюле, Конон Бетюнский и сам Кретьен де Труа, и правительницы развлекались светской игрой в "суды любви", выносившие решения по спорным казусам куртуазной эротики. Эти "суды", превратившиеся в легенду и в большой мере, возможно, только в ней и существовавшие, известны нам именно из трактата Андрея Капеллана.
Трактат "О любви" написан около 1184-1186 гг.: в нем упоминается о предполагаемом браке венгерского короля (Белы III), который женился на дочери Людовика VII в 1186 г. В подражание Овидию он состоит из трех книг – как завоевать любовь, как сохранить любовь (это – аналогия плану "Науки любви") и как избежать любви (это аналогия "Лекарству от любви"). Первые две книги значительно объемистей третьей: первая раздвинута восемью пространными диалогами, предлагающими образцы любовного объяснения между "простолюдином" и "простолюдинкой", "знатной дамой" и "знатнейшей дамой", между "знатным рыцарем" и "простолюдинкой" и "знатной дамой" и т.д.; а вторая разрослась за счет двух приложений о "различных решениях суда любви" и о "правилах" Царя Любви, вводимых с помощью неожиданно вставленного авантюрного сюжета, приуроченного к модному Артурову циклу (намек на этот сюжет исследователи видят в одном месте у Кретьена де Труа). Оба эти приложения переведены в нашей книге.
Историко-культурная ценность трактата Андрея огромна. Этика куртуазной любви, которую мы с большим или меньшим успехом восстанавливаем, в частности, из поэзии трубадуров, – в связном и систематическом виде изложена только в этом латинском сочинении придворного клирика. Овидий дает ему только план, излагаемое же по этому плану содержание целиком принадлежит средневековью. Для Овидия любовный быт был убежищем от давящего распорядка общества с его официально признанными ценностями – для Андрея любовный быт есть важнейшее средство организации рыцарского общества и достижения признанных в нем ценностей: любовное служение раскрывает рыцарские доблести, побуждает людей на славные подвиги и т.д. Для Овидия прелесть любви в ее стихийности и непредусмотренности, для Андрея – в стройной схематичности и догматичности. Разумеется, эта любовь, прославляемая Андреем, – только внебрачная: лишь она служит сословным выражением куртуазного "вежества", тогда как любовь супружеская или любовь чувственная для Андрея и его читателей безразличны, ибо и та и другая внесословны и надсословны. Несовпадение этой светской морали рыцарства с христианской моралью клира не тревожит Андрея: он, не смущаясь, пишет, что в иерархии любовной знатности клирик выше всякого рыцаря, но как раз в силу этой знатности любовь ему не дозволена, однако ежели недозволенность эту ему случается порой преступать, то действовать клирик должен так-то и так-то. А от прославления любви в двух первых книгах он спокойно переходит к столь же систематическому каталогу женских пороков в третьей книге: с точки зрения земной и рыцарской женщина заслуживает всяческого почтения, а с точки зрения высшей и надсословной она заслуживает всяческого презрения, и эти два идеологические пласта лежат в сознании Андрея рядом, не смешиваясь.
Фрагменты трактата Андрея Капеллана были в старофранцузском переводе включены в трактат Энанше "Учение о любви" (1287 г.), где им придан был прямолинейный религиозный смысл, не свойственный им в оригинале; так, поясняется, что Дама, чьей любви следует добиваться, это Дева Мария, и т.п. Сам же трактат Андрея Капеллана в 1277 г. подвергся епископскому осуждению в Париже.
Образцы любовных диалогов – самая скучная, по-видимому, для современного читателя часть книги Андрея Капеллана, – пользовалась, однако, в средние века наибольшим успехом. И полвека спустя после Андрея мы находим вариацию тех же тем уже в иной социальной среде, в ином месте Европы, в ином стиле, в ином жанре – в любовном письмовнике Бонкомпаньо Болонского.