Выбрать главу

Одним из остраняющих приемов да Барберино является, как можно было уже заметить, использование им при обсуждении тонкостей куртуазии – стиля и методов схоластической философии, – от формул типа "смотри пример" или упоминания о браке доны Бланшман с Уголином де Форкалькьером как о событии, о котором «ты мог бы узнать, если бы прочел ниже в VIІІ а части "Благоразумия" примечание к наставлению IX c», и до обсуждения в формах схоластического аргументирования таких вопросов, как слева или справа, выше или ниже по течению должно находиться, переправляясь через реку, по отношению к лицу, превосходящему другого по своему положению; как пользоваться ножом, в частности, в зависимости от того, с какой стороны падает свет на подлежащее разрезанию, или же классификации различных поединков, в том числе и словесных, с учетом правоты спорящих, степени их распаленности или спокойствия, дружеских и иерархических отношений между ними и т.д. – вплоть до рассказа о настоящем теологическом диспуте в Париже о том, может ли быть засчитано однократное проявление милосердия, который, знаменательным образом, заканчивается присоединением победившего противника к мнению своего оппонента. Помимо сказанного эффекта, это создает в комментирующих разделах произведения, с присущей им хаотичностью, – иллюзию мнимой упорядоченности, лишь еще раз вскрывающей пустоту ценностей, обсуждаемых в подобных терминах и формах. Уместно вспомнить, что сам да Барберино упоминает, что ему, хотя он и не художник, пришлось снабдить свое сочинение собственными своими рисунками, – "ибо никто из художников в тех краях, где была начата настоящая книга, не мог понять меня надлежащим образом". Эта фраза свидетельствует, несомненно, о "двойном дне" произведения Франченско, которое не было, по-видимому, "надлежащим образом" понято его современниками.

Множеством своих особенностей, начиная от билингвизма и до обыгрываемых да Барберино методов схоластических споров, от претензий на то, что "Предписания Любви" изложены им "с уст самой Любви, которая красноречиво их излагала", и до ссылок, истинных и мнимых, на куртуазные авторитеты – "Предписания" одновременно и представляют, и пародируют подобные, в большинстве своем не дошедшие до нас или полностью неизвестные читателю (а частично и вымышленные да Барберино), морализующие, кодифицирующие, рассуждающие о любви произведения, писавшиеся второстепенными учеными авторами в ту эпоху, когда живое служение куртуазии отходило в область предания. Несмотря на посредственность итальянских стихов "Предписаний" (вспомним, что Боккаччо считал да Барберино скорее юристом, нежели поэтом) и тяжеловесность и бесформенность латинского комментария, писателю все же удалось возвести из обеих этих частей весьма своеобразное здание. Из всего опыта поэзии "сладостного нового стиля" да Барберино, будучи писателем, по существу, обращенным к прошлому, глубоко "готическим", усвоил, кажется, лишь ее философскую подоплеку, абсолютизирующую любовь как основу всякого блага, шире – как силу, направляющую мироздание, – идею, которую он весьма оригинально претворил и развил в своем сочинении. Подлинный же литературный фон памятника составляет, однако, поэзия трубадуров, с которой он имел возможность познакомиться не только на своей родине, но и непосредственно в Провансе спустя столетие после ее угасания. Что касается ссылок на трубадуров, которыми изобилует сочинение, то, хотя многие из них остаются неустановленными, другие все же нередко восходят к источникам, до нас не дошедшим и занимают место в каталогах их произведений. В наших выдержках из комментария да Барберино в Дополнении третьем (IV, 3) мы сочли оправданным привести, помимо фрагментов, упоминающих собственно о трубадурах, отрывки, иллюстрирующие некоторые моменты жизни различных сословий и нравы эпохи, так же, как и весьма любопытные рассуждения автора о выборе им того или другого языка, стихотворной формы, об аллегорических рисунках, которыми он снабдил рукопись, и т.п. Предлагаемый читателю перевод – первый перевод памятника не только на русский язык, но, насколько нам известно, и на какой-либо европейский.