— Девочки! Вы тут ничего не перепутайте!
И к Алле: «Вот, вот», пытаясь чего-то поправить. Алла возмущенно:
— Да нет же! Это четвертый шейный позвонок, а это свиная кость, не мешайте.
— Не буду, не буду.
Пошел кругами, кругами и опять:
— Девочки, девочки! Вы тут ничего не перепутайте. Вот, вот.
— Да нет же! Это четвертый шейный позвонок.
— Ну, не буду, не буду. Наконец возмущенный голос Аллы:
— Ну, какой черт мне опять эту кость подсунул?
Д.А. виновато:
— Это я. Я больше не буду.
Эпопея благополучно завершилась. Требуется грубая мужская сила засыпать ямы. Где ребята? Нет ребят. Васька гордо: «Они у меня на трудработе». Он их послал на колхозное поле воровать морковку.
Располагались мы тогда в коридоре довольно большой заброшенной школы с частично разобранными полами. Рядом была новая школа меньшего размера. Количество учеников уменьшилось примерно вдвое. Да и сама деревня исчезла из списка населенных мест. Осеннее похолодание сподвигло наших мальчиков услужить девочкам и затопить одну из печей, благо все топки выходили в коридор. Оттуда на нас повалил дым. Васька кричит:
— Открывайте все дымоходы!
Дым повалил из всех печей. Крайнов:
—Товарищи! Я забыл вас предупредить, в трубах нежилых домов всегда поселяются галки. Там теперь галок полно!
По пути на базу в Отмичи заехали на Тургиновский фатьяновский могильник, где Д.А. надеялся найти погребения, уцелевшие от прежних раскопок. Могильник располагался на слабо выступающем на равнине возвышении на краю обширного картофельного поля. Была пора уборки картофеля. Поле уже было перепахано картофелекопалкой, но поднятый на поверхность урожай еще не был собран. Срочно было приготовлено пюре из свежего полевого, а потому вкуснейшего, картофеля. Правда, блюдо, в приготовлении которого главное участие принимала опять-таки Алла, получилось с некоторым изъяном. Васька не хотел ехать к колодцу за водой, а имевшегося запаса было в обрез. Он первый заорал: «Война воде! Руки мыть не будем». Экономия. Картошку мыли экономически, сливая воду из бака с картошкой. На дне неизбежно оставался осадок мельчайших песчинок, и они предательски поскрипывали на зубах. Но кушанье употребили с великим удовольствием, пюре жевать не надо. Ночью втроем с Аллой и Васькой мы пошли по полю набрать картошки с собой на базу. Трусоватый Васька шипел: «Тише ты!» Чего тише? Воров и без этого на ровном поле в лунную ночь за версту было видно. Да и много ли наворуешь с одним ведром?
По приезде в лагерь Васька стал жаловаться на здоровье: грудя заложило. Сердобольный врач Алла Израилевна нагрела воды и собралась его пользовать горчичниками. Васька с необычным для него проворством нырнул в кузов и завязался на все завязки, которыми тент кузова закрывался с заднего борта. Д.А. потом изображал, как Васька в великом испуге спрятался в машине, схватил топор и кричит: «Не подходи!» Алла потолклась у борта машины со своим тазиком теплой воды и, не преуспев уговорить болящего, заявила: «Ну, Васька! Тогда не скрипи!»
По окончании экспедиции с выездом в Москву собрались только под вечер и большую часть пути прошли в темное время. Темноту усугубил густой туман, набегавший волнами почти до самой Москвы. Волнами происходила и наша езда. Относительное просветление скоро сменялось таким полумраком, что буквально в 5-10 м вперед всякая видимость терялась. Довольно длительные промежутки пути приходилось идти со скоростью не более 10 км/час, а иногда совсем останавливаться. Я устроился головой на коленях у Аллы в глубокой задумчивости. По всей видимости, наш роман подходил к концу, и это было грустно. По сложившимся между нами отношениям, да и по своей натуре я не мог уже полагать наш роман мимолетным и ни к чему не обязывающим. Так ничего и не решив, а понадеявшись на всепобеждающий русский авось, я первый из пассажиров высадился из машины, толком не попрощавшись.