Или:
Ребенок прислушивался, помалу замолкал, а я подбадривал: «Сейчас мы их гвозданем! Мы их гвозданем!» Нелепые словеса были усвоены, и уже начавшая говорить дочь, выходя на кухню, обращалась ко мне с победным видом: «Мы их гизданем!»
По окончании декретного отпуска матери приходилось устраиваться по-новому. У нас оказалась счастливая возможность на день отправлять Анну к родителям Аллы. Не говоря даже о доброжелательной и любезной бабушке Татьяне Ивановне, к внучке очень хорошо относился и дед, вообще, по моим наблюдениям, детей не любивший — бывает такая категория людей. Они тогда, после расселения из коммуналки, получили хорошую однокомнатную квартиру и могли обходиться без излишних помех. У них Анна была счастлива. Но вот ей уже и 3 года. По закону и по обстоятельствам надо определять ее в детский сад. Детсад от ведомства Академии Наук находился в доме на углу улиц Вавилова и Дм. Ульянова. Это недалеко от нас, но как-то обстановка нам не очень понравилась. К тому же Анна очень плохо ела и, вероятно, там голодала, да еще была диковата и плохо, с трудом сходилась со сверстниками.
Особенно тяжело на ней отразился отрыв от мамы с папой, когда детский сад вывезли летом на загородную дачу. В первое же посещение мы с Аллой увидели, что дальше здесь оставлять ребенка нельзя и срочно забрали ее с собой. Когда она снова прильнула к маме, стало понятно, сколько же она здесь претерпела. На даче в Красково, где бабушка с дедушкой снимали помещение, а к ним пристроились и мы, она быстро пришла в норму. Обрадовалась появившейся на небе полной луне: «Луна! Ха-ха-ха!»
По четвертому году дочь уже можно было оставить на лето в деревне у моих родителей, и она пребывала там вполне благополучно. В хозяйстве еще была корова и несколько овец. Скотину пасли по очереди. Отец был уже слаб, и очередь приходилось отбывать матери. Анна прибегала на луг к бабушке: «Бабушка! Мы дедушкины щи ели, он лучше твоих сварил». Это отец ее так уговаривал, и у него она не капризничала, как у бабушки: «Не хочу! Не буду!» Вечером она бежала с ломтиками хлеба в руках встречать своих овец. В тесном гурте она возвышалась над ними только своей головкой. И овцы ее знали, так же как и она своих овец, а Алла всегда удивлялась, как она может узнавать овец «в лицо»? Для бабушки было проблемой к вечеру изловить очередного цыпленка для лапши или щей на завтра, и она всегда вслух досадовала на цыплячью увертливость. Однажды Анне в беготне туда-сюда довелось прихлопнуть одного цыпленка калиткой. Бежит: «Бабушка! Вот как их ловить надо! Калиткой!» К великому сожалению, дедушка через год умер, и она его не запомнила.
Наконец разрешился и наш квартирный вопрос. Алле по работе в ведомственной железнодорожной больнице № 3 была выделена 2-комнатная квартира. Переехали на Прибрежный проезд. Окраина, начало канала Москва—Волга против г. Химки, но для нас место достаточно удобное во многих отношениях. Благополучно разрешился вопрос и с детским садом. Близко, и очень порядочные, доброжелательные без претензий воспитательницы. Один раз только одна из них рассказала мне о раздоре с моей Анной, как о курьезном случае. Дитя проявило строптивость по каким-то пустякам.
— Да я никак с ней не справлюсь! Перечит во всем.
— Тебя отец ставил в угол?
— Нет! А у нас нет углов, у нас все комнаты круглые!
— Правда что ли, что у вас комнаты круглые?
А сама живет в этом же доме.
В 70-е годы была принята государственная программа по подготовке и изданию «Сводов памятников истории и культуры» всего корпуса историко-культурного наследия России. Каждый выпуск должен был включать в себя отдельную область России. Ответственным за археологический раздел «Свода» был определен наш Институт. Общая компоновка «Сводов» (сведение в один блок памятников исторических, архитектурно-художественных, археологических) возлагалась на Институт искусствознания. По замыслу разработчиков, «Своды» должны были издаваться в роскошном типографском оформлении: богатые переплеты с золотым обрезом, высокохудожественные иллюстрации и т.п.