Но это присказка. Сказка же заключалась в полном разладе работы сектора. Мы дружно восстали против своего начальника. В то время он был целиком увлечен большой научной темой по археологии и истории славянской этно-исторической общности и с головой ушел в ее разработку. Наша работа по Своду памятников истории и культуры России его не интересовала, и он шел на поводу издательства «Наука», которое под разными предлогами саботировало это издание. Наконец, дирекция Института прислушалась к нашему ропоту и приняла надлежащие меры.
Вместо Седова, назначенного зав. ОПИ, нам прислали Юрия Алексеевича Краснова. Нелюбимый директором, он был переведен в провальный и бесперспективный, по мнению Рыбакова, сектор. Но не на того напал. Правда, новое назначение Ю.А. Краснова совпало со временем полного развала всех системных связей государства, вскоре завершившегося его распадом и образованием самостоятельной Российской Федерации. Рухнули и наши надежды на издательство «Наука». Тогда Юрий Алексеевич с энтузиазмом поддержал идею Кашкина приступить к самостоятельному изданию. Так родилась серия «Археологическая карта России», которая продолжается и поныне. Первые два выпуска, по Калужской и Орловской областям, вышли по нашей бедности в сильно урезанном виде в 1992 г. Но — лиха беда начало! Дело пошло. Следующие два, кашкинский по Брянской области, а потом и мой по Ивановской области, вышли уже в приличном виде. За них и сейчас не стыдно. Типографское качество, о котором мечтали бывшие «культурные» начальники бывшего СССР, для нас недостижимо, но научное качество мы обеспечиваем вполне, и все последующие выпуски неуклонно улучшаются.
Сектор, вскоре переименованный в отдел, ожил, и в этом я вижу первейшую заслугу двух человек, Ю.А. Краснова и А.В. Кашкина, который возглавил отдел после безвременной кончины Юрия Алексеевича в 2000 г.
Начали проявляться и первые плоды моих усилий на научном фронте, определились научные темы, которыми можно было заняться вплотную и получить значимые результаты. Весьма плодотворным оказалось обследование разведками древнерусских памятников по берегам озера Плещеево. Сразу выявилась неполнота наших знаний по истории этого региона, противоречивость научных выводов и суждений в трудах разных археологов. Одной из таких спорных проблем была оценка степени достоверности результатов, полученных раскопками курганов в 1853 г. П.С. Савельевым и опубликованных в 1871 г. А.С. Уваровым. В науке прочно укоренилось негативное мнение А.А. Спицына об этих раскопках и о трудах А.С. Уварова по этим древностям в целом. Этого мнения безоговорочно, без попыток самостоятельного анализа, придерживалась Е.И. Горюнова, как и другие археологи.
Хотелось разобраться. Плещеево озеро в летописи называется одним из центров расселения финно-угорского племени меря. В археологической литературе содержатся ссылки на три или четыре могильника в здешней округе (Веськово, Городище, Криушкино). По дневникам П.С. Савельева и моими разведками было выявлено не менее двух десятков могильников. Только у с. Городище расположено семь территориально обособленных и отличающихся по обряду и хронологии могильников. Необходимо было обратиться к изучению архива А.С. Уварова. Его архив хранится в полном порядке в Отделе письменных источников ГИМ. В составе архива в полном объеме содержатся дневниковые записи о курганных раскопках 1851-1854 гг. Они сделаны в конторских книгах обычного формата. Дневники 1851 и 1852 гг. представляют собой подлинные собственноручные записи производителей раскопок (Медведев, Аляев и др.) и сохранились в единственном экземпляре в ОПИ ГИМ. Дневники 1853 и 1854 гг. написаны писарским почерком в двух экземплярах для ОПИ ГИМ и Археологической комиссии — теперь архив ИИМК в Санкт-Петербурге. А.А. Спицын работал с экземпляром Археологической комиссии, откуда и возникло недоразумение об утрате дневников раскопок 1851 и 1852 гг. Попытки некоторых археологов, например В.А. Лапшина, приписать себе их открытие, не имеют смысла по определению. Вопреки оценке А.А. Спицына, в дневниках достаточно подробно описаны результаты вскрытия курганов: высота, окружность, положение костяка, вещей при нем и сами вещи. Полнота описания, терминология несут на себе отпечаток уровня археологической науки периода ее становления: высота кургана измеряется от глубины залегания погребения, культурный слой называется насыпной землей, скандинавские фибулы с цепочками — курильницами, т.е. кадилами, вятичские височные кольца — скобками и т.п.
Не так безнадежно оказалось и состояние коллекции инвентаря из раскопок А.С. Уварова и П.С. Савельева, по словам А.А. Спицына и Е.И. Горюновой, представляющих собой бессистемную груду беспаспортных вещей, в которой невозможно разобраться. Хранитель Наталья Германовна Недошивина любезно предоставила мне полную возможность ознакомиться с коллекцией А.С. Уварова. Действительно, часть вещей депаспортизована. Прежние хранители пытались разобрать их по категориям: пряжки, височные кольца и т.п. Однако часть вещей, и довольно значительная, сохранилась в виде нашитых на планшеты комплексов с указанием могильников и номеров курганов. Мне беспрепятственно было дозволено сфотографировать всю коллекцию, что я и сделал с неважным, к сожалению, качеством. Работа по изучению коллекции и архива А.С. Уварова позволила составить некоторое представление об истории Плещеевского поозерья.