На участке р. Волги от Углича до Рыбинска было найдено несколько селищ раннего железного века и древнерусского времени, к сожалению, в остаточном состоянии. Два таких селища было открыто у д. Оленино при устье р. Серы. Древнерусское и раннесредневековое селища располагались в тесном соседстве. Во время совместной поездки с А. Кашкиным и А. Леонтьевым я предложил им организовать здесь раскопки с целью выяснить возможную переходную связь между селищами. А.Е. Леонтьев в составе своей Волго-Окской экспедиции организовал Волжский отряд во главе с А.В. Кашкиным, и он в сезоны 1987—1991 гг. раскопал на обоих селищах значительные площади. Никакой связи между ними не оказалось. Более того, оказалось, что на территории раннесредневекового селища в древнерусский период располагался курганный могильник 11 — начала 13 в., спланированный многолетней распашкой. О раскопках А.Е. Леонтьева в его вотчине «от Юрьевца до Торопца» без спроса узнал Д.А. Крайнов и возмутился. Я возразил:
— Дмитрий Александрович, эти памятники открыл я и копаю тоже я.
— А! А! Тогда ладно.
Со мной он почему-то не спорил.
Лагерь свой Саша устроил на противоположном высоком мысу р. Серы, месте красивом и удобном. В первый разведывательный заезд в конце сентября или начале октября 1986 г. мы здесь заночевали. Два шофера выбрали место для стоянки машины, но оно оказалось с солидным уклоном в сторону реки. А погода — снег с дождем, колеса по траве со снегом скользят, и при выезде машину сносит юзом к обрыву.
— Ладно, мы тебе подкопаем траншейку под правые скаты.
Выставили машину ровно. Переночевали благополучно, но утром Юраня заявил:
— Я отсюда всю ночь кошмарно выбирался, как хотите, а надо выехать на ровное место.
И мы стали копать под правую колею траншею глубиной 30-40 см, а Юраня ходил и приговаривал:
— Хорошо хоть у меня все начальники археологи, копать умеют.
Я потом прикинул шагами наш «раскоп» — 30 м.
Потом мы иногда заезжали к Саше на раскоп в гости. Одно из таких посещений мне приснилось во сне. Пришлось как-то дома поздновато и плотно пообедать. Жена предлагает ужинать.
— Да нет, что-то вроде неохота, легче спать будет.
— Ну как хочешь.
И вот сон. Как наяву, мы приезжаем к Саше в лагерь и сразу оказываемся за столом в полной уверенности, что нас немедленно станут кормить. А они еле шевелятся. Я начинаю возмущаться:
— Что, у вас и поесть что ли нечего?
Юраня:
— Да есть у них. У них даже выпить есть. Налить?
— Да что-то неохота.
А есть охота. Думаю: ну если дадут выпить, то наверно и закусить дадут.
— Ладно, налей.
Несут початую бутылку мутноватой жидкости. Наливают в стакан. Вздыхаю, а закусить все равно нечем. Ну и пусть. Хочу взять стакан, а он исчезает из-под рук. Наконец проснулись, расщедрились. Показательно несут гречневую кашу, жидковатую, вместо миски жестяная банка из-под маринованной селедки.
Да в чем бы ни было, все равно еда. Но они опять изворачиваются и у меня на глазах начинают пересыпать теперь уже рассыпчатую кашу из большого славянского горшка (горшок из здешнего погребения, восстановлен только наполовину, но в полный профиль, а во сне он целый) в большую лепную погребальную урну, привезенную Володей Кулаковым из Прибалтики. Володин этот сосуд давно стоял у него в кабинете, и я знаю, сколько пыли насело на нем за это время. Мне становится жалко каши:
— Что же вы продукт-то портите?
— Ничего! Мы всегда так делаем. На перекусе у нас все съедят.
В изумлении просыпаюсь, срочно иду на кухню и пробавляюсь из холодильника, чем бог послал. Обычно я не помню снов и никогда этим не страдал, но этот запомнил как наяву. Наверное, потому, что сразу претворил его в действие натурально.
По окончании полевого сезона не получается сразу войти в колею кабинетной работы. Помню, Юрий Алексеевич добился для нас возможности напечатать свои статьи в Кратких сообщениях — КСИА. Хорошо знаем, что и как писать, а не можем. Сидим напротив и смотрим друг на друга бессмысленным взглядом. Но деваться некуда, инерцию вольной жизни в поле преодолели, написали.
Обедать тогда мы ходили в столовую, бывшую при Институте. Сидим. Едим. Вбегает Бобринский,