— Тетрадь принес?
— Принес.
— Оставь ее и иди домой.
Осенью 1939 г. у нас появился вербовщик, вербовал на новое место жительства заселять вольный Дальний Восток. Рассказывались небывальщины о привольном житье и сказочных богатствах края. Отец загорелся идеей свободы, мать была категорически против. Тетя Анюта тоже всячески отговаривала. Но тогда при переселении полагались льготы: некоторые подъемные в виде помощи в постройке дома, освобождение от налогов на 8 или 10 лет. А надо сказать, тогда колхозник как владелец огорода или его пользователь должен был платить какой-то денежный налог и независимо от наличия живности на подворье вносить натурой определенное количество мяса, яиц, молока. Видимо отца именно это привлекло больше всего. Возможно и надоевший хвост славы некоего подкулачника сыграл свою роль.
На зиму мужики уехали осваивать новое место. Мать была в недоумении. Ее пугала вероятная отдаленность от культурных центров и невозможность в связи с этим дать детям надлежащее образование. Тетя Анюта вообще советовала ей не ехать вслед за отцом: «Никуда он не денется! Вернется!» И все же к маю 1940 г. мы стали собираться. Собрали скарб, замуровали кирпичной кладкой с отдушинами окна и дверь в надежде вернуться и тронулись. В Кораблине при станции собрался нас целый табор. Шум, крик, ругань, детский плач. К вечеру подогнали состав из товарных вагонов с устроенными нарами, и мы погрузились. Вагон был четырехосный. По торцовым стенкам нары были трехэтажные, а ближе к задвигающейся двери с той и другой стороны от нее — нары двухэтажные, так что под ними можно было пройти пригнувшись. Нам достались нижние нары к задней стенке по ходу поезда, так что мы двигались на восток ногами вперед. Жена отцова брата дяди Володи Полина с дочерьми Шурой по 4-му году и Зоей по 3-му расположилась на среднем ярусе. Ночью состав тронулся. А тогда товарняк, чтобы тронуться с места, должен был несколько раз основательно дернуться. Плавно тронуть его с места у паровоза не хватало мощности. В вагоне непроглядная темень. Пьяненький Хыток упал с полки, заплакал. Захныкала Шура, от толчка она ударилась головой в стенку. Не понимая реальной обстановки она заныла: «Мама, ссади меня отсюда, я не хочу на нем ехать, он дерется». Раздраженная Полина кричит: «Что, уже надоело!?»
Утром оказались на станции Ряжск-3. Стояли долго, наверно, пополняли эшелон до полного комплекта рязанских переселенцев. Был солнечный, даже жаркий майский день. Вдоль путей оказался ряд колонок, на которых были толстые резиновые шланги высокого давления с увесистыми чугунными наконечниками, приспособленными для заправки водой пассажирских и грузовых составов. Простым поворотом рычага получался мощный поток водяной струи, и мы весело поливали друг друга из шлангов. На другой день, на стоянке в Рузаевке оказались такие же колонки и мы сразу же побежали обливаться водой, как и в Ряжске. Первыми оказались наш Витя с успевшим уже проявиться своим оппонентом и одновременно надавили на кран. Из шланга рванулась струя сжатого воздуха, шланг взвился и с силой ударил по лбу Витиного конкурента. Раненый с плачем побежал назад, и его увели в санчасть на перевязку. Колонки были предназначены для заправки вагонных тормозов сжатым воздухом.