Вечером все было спокойно, скомандовали отбой, и мы мирно отошли ко сну. Глубокой ночью в залу вбежал внешний часовой и прохрипел не своим голосом: «Стреляют!» Внутренний часовой выстрелов не слышал, но при виде испуганного и дрожащего от страха наружного часового испугался сам и прокричал:
— Тревога!
Вскакиваем.
— Бабин, диск!
— Есть!
Лихорадочно соображаю: а если кончатся патроны в дисках? Надо взять запас.
В головах у нас стояли коробки со снаряженными лентами для пулемета «Максим», взятые на всякий случай, благо мы были на машинах. На «автомате» решаю прихватить одну из них, но вместо ручки ухватываю конец ленты из открытой коробки. Лента длиной в два с половиной метра потянулась змеей, гремит по полу. Соображаю: выдергивать по одному патрону из матерчатой ленты и по одному же пытаться вставлять их в неприспособленный для этого приемник ручного пулемета — бессмысленно. Бросаю. Затылком вижу, как ленту подхватывает и через секунду бросает следующий, а за ним еще и еще. Никакой стрельбы нет, а мы бестолково мечемся по залу. Думаю поставить пулемет сошками на подоконник, изготовиться к стрельбе. Но оттуда не ощущается никакой опасности. Стреляли бы в нас — опомнились бы быстрей. Выбегает взводный с пистолетом в руке: «Куда!? Стой! Вашу...!» Круговерть суеты начинает спадать. Оглядываемся друг на друга — где, что? А ничего. Это сейчас, восстанавливая в памяти детали происшествия, можно говорить, будто я что-то соображал. Все делалось импульсивно, суетно, рефлекторно. Главное — непонятно, откуда исходит опасность, как и какой организовать отпор. Типичный источник и повод для паники — неизвестность, неясность обстановки. Взводный посылает нас с Лариным с пулеметами пройти на двор и посмотреть со стены обстановку. Смотрим. «Тиха украинская ночь». Ларин на всякий случай слазил на вышку: «Ладно, пойди скажи там, может, берег обвалился в реку, ему и померещилось». Ларину приказано остаться покараулить, мы с Бабиным идем досыпать свой сон. Утром разбор события. Смеемся друг над другом, кто больше всех испугался, а кто и вовсе струсил. Больше всех достается самому пожилому, помкомвзвода. Да еще и лента пулеметная оказывается у них в комнате. Протащили по диагонали через весь зал. Брагин наседает на него: «Это ты утащил, а зачем?» Действительно, зачем им винтовочные патроны? У них же на вооружении автоматы.
На следующий день нас посетили связисты, восстанавливающие телефонную связь от границы на Харбин. У них кончился провод, и они встали лагерем под нашим селением. Предлагаем взять у нас японский провод, да и ночевать остановиться у нас, безопасней. Отказались. Привыкли, все отработано, а провод завтра доставят. Ночью, когда мы готовились ко сну, из-за села, где остановились связисты, послышалась стрельба. Собираем команду к ним на выручку. С улицы заходит сержант Нургалиев:
— Ну, тут теперь у всех полные штаны!
— Да нет, мы ничего. А с чего бы?
Дело ясное и никакой паники. Бежим вдоль села. Ночь темная, а впереди слышно кто-то бежит, шлепает босыми ногами. «Стой! Стой, стрелять будем!» В ответ только шлепанье босыми ногами. Помкомвзвод дает на звук автоматную очередь. Что-то вроде как взвизгнуло. Наскоро шарим ощупью по кювету, ничего не находим, бежим дальше. У связистов действительно была тревога, которую поднял их старшина. Ему понадобилось отойти в сторонку от лагеря. Он заметил подползавших лазутчиков и поднял стрельбу. Утром на траве были найдены следы крови, кого-то задело. А в кювете был найден убитый крупный черный пес, убегавший от нас «босиком».
После снятия нас с комендантского наряда мы опять в своей роте, а я в своем родном взводе. В какой-то момент роту возили или перевозили на какой-то барже непонятно зачем и куда. На палубе прилег на соломенный мат вздремнуть и тут же вскочил от укусов бесчисленных блох. Скидываю гимнастерку, брюки, трясу. Китаец-лоцман смеется. Там этих блох и на земле полно. Недаром японцы именно с блохами проводили свои опыты по распространению чумы и другой заразы. В этой поездке оказалось, что и от нашего ротного можно получить пользу. На пристани в Сансине он разнюхал склад и через своих знакомых и друзей из армейских интендантов одел роту в новые шинели. Шинели были пошиты по нашему образцу из канадского сукна красивого стального цвета. Наша рота выделялась блеском шинелей во всем полку. Ни у кого больше таких не было. Некоторое время полк простоял в Сансине в полном составе. В Сансине были захоронены наши воины, погибшие на подступах к городу и в ближайшей округе. На открытие мемориального обелиска в почетный караул выделили взвод из нашей роты. Шинели! При отдаче салюта у стоявшего передо мной в первой шеренге сержанта Своровского (1912 г.р.) холостой патрон при досылке в патронник встал торчком и заклинился шляпкой в затворной коробке. Мы стреляем по команде залпом, а Своровский ковыряет пальцем заклинение и тихо матерится, а я с усилием сдерживаю смех. Отстрелялись. «Напра-во! На пле-чо! Шагом марш!» И всю дорогу Своровский ковыряется пальцем в затворной коробке и матерится, а я не могу перестать смеяться. Виной всему был патрон. По требованию заказчика Мосин был вынужден приспособить свою винтовку под патрон для винтовки Бердана, у которого шляпка выступает за края гильзы. Эта особенность патрона создавала серьезные проблемы нашим конструкторам автоматического оружия.