В октябре полк в полном сборе двинулся походным порядком с задачей выйти на свою территорию, но очень скоро был остановлен. По слухам, это было вызвано участившимися случаями нападений на наши комендатуры и некоторые воинские подразделения. Полк перешел на казарменное положение с местом базирования в г. Фуцзинь. Скучное казарменное существование перебивалось назначением в комендантский патруль. С автоматами и красными повязками на рукаве мы парами важно шествовали по улицам, одним появлением предупреждая возможное нарушение порядка. В случае чего китаец мог закричать: «Сулимба!» — комендатура. То же, что наше — милиция! В то время солдатам платили неплохие, по нашим меркам, деньги оккупационными марками. По договору с Чан Кай Ши наше государство напечатало договорное количество этих денег (а, может, и не договорное?) в счет оплаты расходов по освобождению от японской оккупации. Эти бумажки китайское правительство должно было впоследствии выкупить у населения. Как оно выкупило их в связи с начавшейся гражданской войной неизвестно, но китайцы брали эти деньги охотно. Мы могли свободно зайти в ресторанчик-чайхану и употребить там не только пельмени, но и коньяк, и виски, конечно, не настоящие. Однажды мы с Володей Дегтяревым (ему я передал свой ручной пулемет после назначения меня командиром отделения) обедали в такой чайхане с кабинетиками по сторонам коридора. В кабинете напротив оказалась пирующая китайская свадьба. Оттуда к нам зашел подвыпивший, как он отрекомендовался, сватка и пригласил нас к себе. Освободили место и стали угощать ханжой из фарфоровых чашечек чуть более наперстка. Возмущаюсь:
— Ты что же, сватка, а не знаешь.
— А! Моя все понимай!
И нам подают пиалы немалого размера. Мы встали, провозгласили словами и жестами здравницу и почтение молодым и выпили по одой, а потом и по второй. Надо было видеть, с каким ужасом смотрели на нас сидящие напротив китаяночки. Поблагодарив честную компанию за прием и ласку и поздравив жениха и невесту третьей, мы на твердых ногах пошли продолжать патрульную службу.
Через некоторое время 1-й взвод нашей роты, куда я опять был прикомандирован из своего 3-го взвода, был направлен в пригородную деревеньку в качестве сторожевого охранения. Откуда-то поступила информация о хунхузах в одном довольно удаленном селении. По своей инициативе или по приказу свыше мы организовали туда экспедицию небольшим отрядом от взвода. Никаких хунхузов мы там не нашли, а нашли бывшего офицера бывшей армии Маньчжоу-Го. В той же фанзе мы увидели сидящих на кане двух молоденьких китаянок необыкновенной красоты. Офицера мы взяли в плен, а китаянки мгновенно были спрятаны с наших глаз. В соседней фанзе Брагин полез на сеновал и достал оттуда винтовку. Китайца немного потрясли и оставили за неимением серьезных улик. По возвращении за ужином мы предложили продрогшему в легком летнем обмундировании пленному выпить с нами по чарке. Он благодарил, но попросил содержимое его чарки подогреть. Спать уложили его рядом с собой на кане без всякой охраны.
На другой день пленный был сдан в городе в комендатуру. При комендатуре оказался старый знакомый Володя. Так мы звали молодого китайца, который каким-то образом вращался в полку и дивизии еще на нашей территории до начала военных действий, и воспринимали как хорошего друга-китайца вроде юродивого. Оказывается, Володя под прикрытием нашей комендатуры формирует некий отряд и нашего пленного сразу взял к себе. Я даже заметил, что к нему поступает всякое оружие, в то время только японское, какая-то пушченка и т.п. Это потом стало понятно, как много сделала наша страна для победы народно-революционной армии Мао Цзе Дуна в гражданской войне в Китае. Задержка с выводом наших войск из Маньчжурии была связана с необходимостью дать время коммунистическому фронту собрать силы для борьбы с правительственными формированиями Чан Кай Ши.