На площадке мыса была поставлена палатка с самодельными нарами у одной из стенок для всей компании. Под продукты мы устроили лабаз — помост на четырех близ стоящих деревьях на высоте около 3 м («на сваях») и обшили его по бокам и крыше корой с ободранных елок. Для предохранения от грызунов деревья, служившие опорами для лабаза, также были ободраны. За все лето наши продукты не потерпели ни малейшего урона и порчи ни от зверья, ни от проливных дождей. Запас продуктов у нас был рассчитан на три месяца по солдатской норме того времени. Сюда входили сухари (часть пайка была выдана мукой), крупа (пшено, овсянка, пшеничная сечка), концентрат для щей в виде спрессованных брикетов, сахар, чай, соль, мясные и рыбные консервы. Моей задачей было суметь растянуть этот запас на весь срок, выделяя продукты ежедневно строго по норме. Как это ни странно, я сумел это сделать. Только последнюю неделю пришлось подтягивать животы и сокращать паек вдвое, хотя и все остальное время было негусто.
После небольшой передышки мы стали готовиться к выходу. В первую очередь нужно было определить набор необходимого снаряжения и продовольствия на 10 дней похода. Груз набирался изрядный, и его надо было распределить по душам более или менее равномерно, учитывая убыль продуктов в походе. Первоначальная ноша доходила до 40 кг на брата. Рюкзаками служили котомки из обычных мешков. Сложенные широкой лентой плащпалатки привязывались к ним вместо лямок — и подстилка, и крыша на биваках. Сверху на «сидор» надевалась телогрейка. Винтовка как дополнительный груз носилась по очереди. Была у нас и еще одна винтовка, японская. Она была полегче, и ее вызвался носить сам лейтенант. Никаким другим грузом он не был обременен, кроме полевой сумки в солдатском вещмешке. На этот «груз» его хватило только на первый выход и то не до конца. Мне же эта винтовка казалась непривычной, не по руке и потому не нравилась. А наша оказалась очень хорошо пристреляна, я попадал из нее стоя в донышко консервной банки на расстоянии 100 м, а потом успешно подстреливал отдельных рябчиков, которых по свисту удавалось выследить в лесной чащобе.
Однако сразу обнаружилось, что главная трудность состоит в определении порядка и способа нашей работы. Как уже было сказано, наш участок был обеспечен аэрофотосъемкой. У нашего топографа имелся полный комплект аэрофотоснимков и, как я узнал позже, хорошего качества, без существенных пробелов или разрывов. Топограф просидел над ними целую зиму со стереоскопом и составил предварительную схему карты. Как я понял, нам предстояло от существующих тригонометрических пунктов определить точные координаты узловых точек на трапеции и их высоты по измерению вертикальных углов, обеспечивающих привязку к ним общего рельефа местности. И тут выяснилось — наш топограф не знает, что делать и с чего начать. Со своей стороны я соображал, что эту работу можно сделать двумя способами. Можно было обойти трапецию, на выдающихся высотах установить хорошо заметные вехи и потом засечь их с тригонометрических пунктов. Но это трудоемко, практически двойной обход. Я предложил способ, известный мне по службе в артполку во взводе топографической разведки как задача Потенота. От намеченной точки замеряются углы между тремя известными, благо вышки тригонометрических пунктов отовсюду просматривались хорошо, и по ним решается соответствующая задача по определению ее координат. В этом случае трапецию достаточно обойти один раз. По наивности я еще плохо усвоил или совсем еще не усвоил истину: инициатива наказуема.
Дополнительная трудность заключалась в особенностях рельефа. Сопки западного склона Сихотэ-Алиня имеют вид холмов с довольно пологими склонами, не выступающими сколько-нибудь заметными пиками вершин. Даже более рельефно выраженные восточные склоны хребта В.К. Арсеньев описывает почти так же: «Я ожидал увидеть громаду гор и причудливые горные вершины, но передо мной был ровный хребет с плоским гребнем и постепенным переходом от куполообразных вершин к широким седловинам». Покатые вершины покрыты густым первобытным лесом, закрывающим обзор. Для этого надо подняться на самое высокое дерево, растущее на вершине сопки. Опять же мне пришлось предложить лейтенанту: «Давайте мы вам будем устраивать гнездо на дереве, на спиленной верхушке устанавливать теодолит, и там вы будете работать». Результаты измерений записывал кто-нибудь из нас внизу с его голоса.
Точность измерения углов теодолитом относительная: в любом случае дерево покачивается, что искажает результат измерения. Ошибку отчасти можно исправить троекратным (не менее!) измерением параметров и выводом средней величины, но наш топограф этого не делал. Высоту дерева (чаще всего это были елки) измеряли с помощью связанных обмоток. Обычно она достигала 32-35 м.