По работе скоро выяснилась элементарная малограмотность этого самого майора в отставке. Он не мог даже самостоятельно написать простую бумажку типа: «Прошу отпустить по безналичному расчету необходимые для Института канцтовары: 1. 2. 3. и т.д.» Тем более этого не мог делать подвизавшийся тогда завхозом, а заодно и снабженцем Сергей Михайлович Родченков, происходивший из калужских мужиков. Я видел у него записанное для памяти на листке перекидного календаря — КОНСОЛЬЯРИЯ, что должно было обозначать — канцелярия. Поэтому любые бумажки писал им я с легкостью необыкновенной. Однажды раздосадованный непонятливостью зама по АХЧ Захарыча Юра Кухаренко воскликнул: «Ну и тупой же ты!»
Вспоминается первая инвентаризация. Благополучно завершив свою по складу, я с неподдельным интересом наблюдал за усилиями Сергея Михайловича. За ним числилась вся мебель. Довольно разношерстные и частью даже хламные столы, стулья, шкафы, тем не менее, были снабжены прибитыми номерками согласно инвентаризационной описи. Для этой цели служила специальная конторская книга, в которой все предметы мебели вписывались под своими номерами. В книгу вписывалась вновь поступившая мебель. Там же отмечалось списание пришедшей в негодность мебели. Для сверки с наличием Сергей Михайлович обошел все помещения и переписал все номера на отдельный список. Бухгалтер по учету материальной части Башмакова в свою очередь дала ему бухгалтерский вариант подотчетного имущества. Сергей Михайлович разложил варианты перед собой и стал пытаться охватить умом все три списка сразу. Я пожалел его только к концу рабочего дня, когда голова у него вспухла от чрезмерного усилия:
— Сергей Михайлович. Кто же так делает? Вычеркни в своих списках все сходящиеся номера. Останутся те, что не сходятся. Вот с ними и разбирайся.
А непосредственный начальник наш, тот самый Захарыч с прочно приклеившимся к нему прозвищем Зародыш, а по Цалкину — Эмбрион, продержался в Институте не больше года. Его сменил Николай Яковлевич Балахонов, бывший до этого на должности зам. декана истфака МГУ по АХЧ, к тому времени упраздненной. Он был сыном героя Гражданской войны Якова Филипповича Балахонова. Яков Филиппович, по станичному Балахон, на Закавказском фронте дослужился до прапорщика, командира роты по должности. По прибытии с фронта земляки избрали его командиром организованного к тому времени в станице Баталпашинской красногвардейского отряда. В противоречивой и хаотичной обстановке начального периода Гражданской войны на Северном Кавказе пути отрядов Балахонова и Шкуро не раз пересекались. В своих мемуарах Шкуро с сарказмом вспоминает, как на каком-то митинге «товарищ Балахонов» обещал изловить его и представить народу на суд. Но, как ни хорохорился Шкуро, а в руках «товарища Балахона» побывал он сам, был доставлен в Пятигорск и сдан исполкому городского Совета. Председатель (или вмешавшийся в дело главком Сорокин) в спешке самочинно отпустил Шкуро под «честное офицерское слово». Позже Шкуро грозился повесить «товарища Балахона», если только попадется, а тот в свою очередь обещал не тратить веревок на Шкуро, а пристрелить его, как бешеную собаку. Между прочим, прославленный Аркадием Первенцевым Кочубей в те времена был командиром бригады в отряде Балахонова. Позже командир дивизии в Конармии Буденного, Балахонов отличился при разгроме Врангеля в Крыму и был награжден Почетным революционным оружием и орденом Красного Знамени (всего у него их было три).
С большой обидой Николай Яковлевич вспоминал, что почти всю сознательную жизнь до самого процесса реабилитации жертв сталинских репрессий он пребывал в звании сына врага народа. Его отец умер в 1935 г. и был похоронен на центральной площади города (не помню, Майкопа пли Нальчика). Местные чекисты в доказательство своей неусыпной деятельности в борьбе с контрреволюцией в 1938 г. объявили Балахонова причастным к «заговору Тухачевского». В процессе реабилитации Николай Яковлевич добивался истины в судьбе отца. На вопрос, по какому делу проходил его отец, он ответил: «По делу Тухачевского». Ответ: «В деле Тухачевского его нет». И ни в каком деле его имя не фигурировало. Клевета вдогонку ушедшего из жизни человека лежит целиком на совести местных чекистов. В то недоброе время могилу «предателя Балахонова» сровняли с землей и закатали под асфальт. В 60-х годах, по рассказу его сына Николая, происходила эксгумация Якова Филипповича. Почему-то нужно было перезахоронить его в другом городе, одном из вышеназванных (порядок не помню). Еще были живы некоторые его соратники. Они приняли живое участие в процедуре эксгумации своего боевого командира. Послышались реплики: «Да нет там никакого Балахона, они давно его выкинули оттуда». А когда его расчистили, узнали: «Да, это он, Балахон. Вон и пояс его наборный».