— Это что за безобразие! Кто?
— Не знаю, Петр Дмитриевич.
И тут началось. Он стал придираться к каждой мелочи:
— Вот тазик! Он еще как в экспедиции пригодится.
— Петр Дмитриевич! Он же ржавый, и ручка одна у него оторвана.
— Нет, так не пойдет.
И так по всем статьям. Вижу, перечить бесполезно. Нужен обходной маневр, предлагаю:
— Совершенно с вами согласен, Петр Дмитриевич. Но, я думаю, назначать новую комиссию по списанию особого смысла нет. В принципе-то все отобрано. А лучше пришлите вы авторитетного представителя от месткома, и мы отберем все согласно вашим указаниям.
— Хорошо, так и быть.
Прислали Пашу Кожина. Я объяснил ему ситуацию. Постояли мы над этой кучей, покурили, посмеялись. Говорю:
— Знаешь что, Паша, я лучше весь этот приготовленный мной перечень на списание перепишу в другом перепутанном порядке, да и подам ему как новый.
— Давай!
Подаю «новый» список. Удовлетворенный Петр Дмитриевич:
— Ну, вот это я подпишу. И подписал. А куда он денется?
Были и другие казусы. В железном шкафу, в канистрах и стеклянных бутылях у меня хранился спирт, потребный и для лабораторных работ, и в экспедициях. И, естественно, я иногда злоупотреблял своим монопольным положением. Да и как удержаться. Сергей Тимофеевич Бочаров несколько дней фотографирует знаменитые деревянные резные колонны из Новгорода, которые хранились на складе в баке с водой. Доводит свою работу до известного ему совершенства. Вижу, по утрам мучится с похмелья:
— У тебя там нет чего-нибудь?
— Конечно, есть. — И с укоризной: — Ну что ты с утра пораньше. Сейчас же Колчин придет.
— Ну что Колчин, Колчин? Колчин знает меня, как облупленного. Да у него и у самого брат алкоголик.
Тем более, было хорошо известно, что даже изрядная степень опьянения практически никак не сказывалась на качестве работ замечательного фотографа, каковым был Сергей Тимофеевич. Но это все присказка, а сказка как-то незаметно подошла сама собой. Вдруг я заметил приличную недостачу этого самого спирта, возместить которую полюбовной договоренностью с получателями в лице сотрудников лабораторий и некоторых начальников экспедиций (среди последних строго выборочно) мне будет трудновато. И тут подвернулось. Через наш склад проходили некоторые коммуникации, вроде труб с горячей и холодной водой, в здания ЦК КПСС на Старой площади. Иногда разные работы по этим коммуникациям проводили работники хоз. управления ЦК. Особенно часто здесь работали газосварщики и среди них шустрый Иван Мокеев. У нас были совершенно доверительные взаимоотношения, я мог оставлять в складе их одних с полным доверием. Они тоже к этому привыкли. Однажды, не дожидаясь моего прихода, они начали пробивать сверху в перекрытии дыру для новой партии труб. Обрушение произошло на небольшой отсек, в котором на полках стояли бутыли с разными химикатами: ацетон, бензол, серная и соляная кислота, клей БФ и т.п. Обломками были разбиты только пустые бутыли, как раз и стоявшие на верхней полке. Но резон, а может быть и тот самый прецедент, который все прощает. Я срочно прикинул баланс, записал точную цифру недостачи, как сейчас помню ровно 13,7 л, и к Петру Дмитриевичу. Посмотрел он на меня с некоторой хитринкой во взоре, но подписал акт списания без разговора. В другой раз он по какой-то срочной надобности взял 3 л спирта в Институте истории, а мне пришлось возвращать этот долг. И вот вызывает меня:
— Говорят, у нас в спирте вода.
— Кто говорит?
Не сознается.
— Э, Петр Дмитриевич, так не пойдет. Сказал А — говори Б.
— Ну, вот историки.
— А! Так пусть они и отвечают.
Застаю этого «историка»-кладовщика в нашем кабинете у хозяйственников:
— Кто тебе в спирт воды налил?
— Да это недоразумение, у нас из мухи делают слона. И тут же выкатился из кабинета.
Оказавшийся тут В.И. Цалкин, спрашивает:
— А что это за тип?
В.И. выразился, конечно, более колоритно:
— Ну, этот не только воды, он еще туда и нассыт.
В 1964 г. в экспедицию (для практики, не для зачетки) зазвал меня в Молдавию Георгий Борисович Федоров, ГБ. Он все время соблазнял меня экзотикой, обилием вина и фруктов. Ничего особенного там я не нашел, были бы деньги, а у нас тогда с этим не очень было густо. А о молдавском вине зазванный туда ГБ уговорами несколько позже В.И Цалкин выразился: «Вино! Кобыльи ссаки!» Начальником на раскопках у нас был Павел Бырня, замечательный человек без всякого националистического уклона, хотя и румын, но хороший, а сам ГБ отсутствовал. На раскопе мы обычно работали на пару с Виктором Бейлекчи. С ним мы и возроптали: