— Изверг… — слово потонуло в очередном стоне, когда молчаливый, довольно усмехающийся гад нашёл ещё одну мою слабую зону и стал настойчиво, показательно на неё давить, пока я не сдалась, откинувшись назад и вцепившись пальцами в покрывало. Желание говорить пропало окончательно и бесповоротно…
А когда те самые пальцы забрались за края домашних джинсов меня и вовсе не хватало ни на какие членораздельные звуки.
Жмур дразнил, лаская и оставляя на коже лёгкие укусы. Он планомерно подводил меня к краю, так и не раздев до конца и, кажется, даже не пытаясь это сделать. Он прижимал крепко, с лёгкостью удерживая мои руки на одном месте, ухватив за запястья и продолжая сводить с ума. С полного моего на то позволения.
Это было страшно. Это было жутко. Это было невыносимо… В своей чувственности, в ощущении какой-то странной запретности и вязкой, гулкой тишине. Это было жарко, опаляющее нежно, бережно и трепетно. И в тоже время сильно, со стальной хваткой, без надежды на свободу и без желания её обрести.
Это было… Это была…
Любовь?
Поцелуй, томительно медленный, томительно сладкий. Оставляющей на языке лёгкую горечь от нежелания останавливаться. Жмур отстранился, обхватив моё лицо ладонями, пройдясь большими пальцами по явно припухшим губам, и улыбнулся. Открыто, ласково, так по родному, что защемило где-то в груди. Я вздохнула, собираясь что-то сказать, что-то непременно умное или колкое, тут уж что на язык упадёт, как говорится. Я даже открыла рот…
Что бы слова потонули в низком, хрипловатом стоне, когда эти самые проклятые пальцы, дарившие мне столько нежности и ласки, довели начатое до конца, завершая эту безумную вспышку страсти. И предательское тело безвольно обмякло, от тёплой неги удовлетворения, скользившей по крови.
— Точно дурак… — тихо хмыкнула, обнимая его руками за талию и прижимаясь к обнажённому торсу. Оставляя лёгкий поцелуй в покрытое потом плечо, и чувствуя явственное доказательство чужого желания. — Мой дурак… И кажется, я тебе кое-что задолжала, да…
В этот раз меня никто не остановил, когда перекатившись, я оказалась сверху над улыбающимся бывшим трупом. И сторицей отплатила ему за всё, сразу, оптом. А Жмур, кажется, ничего не имел против, не собираясь никуда меня отпускать.
Кто бы сомневался, что такими темпами на работу я всё-таки опоздала. Впервые в жизни. И впервые в жизни не испытывала никакого сожаления по данному поводу. В конце концов, учитывая, что лёжа на диване, тесно прижавшись к обнажённому молодому человеку, переплетаясь с ним руками и ногами, я вообще подумывала о том, что бы на работе не появляться…
Стоит сказать спасибо, что я вообще пришла. И отмахнувшись от недоумённо воззрившихся на меня санитаров, надолго зависла над стопкой отчётов с мечтательной улыбкой на губах. Пугая этой самой улыбкой не только коллег, но и некоторых запоздалых посетителей морга. Влюблённая женщина это страшное оружие.
Влюблённая женщина-патологоанатом, это вдвойне страшное оружие и причина массовой гибели чужих нервных клеток. А если у неё ещё и характер хреновый, то…
Ну вы поняли, да?
Глава 13
— Где вы были в субботу вечером? — сухой голос дознавателя ввинтился в мой мозг и попытался добыть оттуда хоть какую-то реакцию. Но всё на что я была способна, это дикая головная боль.
И приевшийся уже ответ, от которого у меня скоро мозоль на языке будет:
— Повторяю в сотый раз, гражданин начальник… — тяжело вздохнув, я подпёрла щёку кулаком, наклонившись вперёд и опёршись локтем на металлический стол в прозекторской. — В субботу вечером я была за городом, на даче у друзей и праздновала день рождения в узком кругу очень любимых мною лиц. И самое обидное знаете, что? Что эти лица потребляли исключительно крепкие алкогольные напитки… А мне, главному виновнику торжества, пришлось пить тыквенный сок.
— Почему? — всё так же невозмутимо осведомился полицейский, делая пометки в протоколе.
— Потому что гладиолус, — тихо фыркнув, я зевнула, сцеживая зевок в кулак. — У меня подруга беременная. Да и должен же хоть кто-то адекватный быть среди этого бедлама… Ну относительно адекватный, конечно же. Хотя справка от психиатра имеется, да.
К моему вящему сожалению, справку предъявить не попросили. Товарищ лейтенант вообще выглядел на редкость инфантильным и незаинтересованным ни в чём, кроме как в собственных бумажках. И их он заполнял с маниакальной тщательностью, подробно записывая даже самые нелепые ответы из всех возможных. Что бы после этого задать ещё один вопрос, от которого у меня лично грозился развиться самый натуральный нервный тик: