Зато мысль вытерпеть Рыжую хотя бы пять минут уже не казалась настолько невозможной и неосуществимой. Правда, вот в чём вопрос. Если от речи этого красавца заклинило бездушную, в общем-то, технику, то что может случиться с обычным, нормальным и здоровым человеком?
Тихо ругнувшись себе под нос, обернулась и, скрестив руки на груди, угрюмо уставилась на явно встревоженного Жмурика:
— Ты специально, да?
Тот в ответ только головой покачал и вздохнул так печально, что даже моё чёртово сердечко дрогнуло. Ещё и руками развёл, мило и заискивающе улыбаясь, словно говоря, понятия не имею, что пошло не так.
Пантомима вышла удачной, я к своему собственному неудовольствию стыдливо смутилась и укорила себя за бестактность и бесчеловечность. Что было ещё более странным, чем многострадальный перевод за авторством «Гугла».
— Мда… Ну, если ты не специально, — ещё один укоризненный взгляд серо-зелёных глаз был мужественно мной проигнорирован, — то у меня остаётся всего один вопрос. И он скорее даже риторический. Ну и какого ж вьетнамского суслика тут происходит-то, а?!
Ответом мне послужил звонок в дверь и пиликнувший оповещением телефон. Но что-то терзают меня смутные сомнения, что это поможет в решении возникшей проблемы.
Я скорее поверю в свою сногсшибательную (в прямом смысле слова) красоту, бездну обаяния и сексуальности, чем в то, что кто-то там наверху внял моим мольбам и соизволил снизойти до бедного патологоанатома, дабы помочь ему.
И как тогда быть?
В дверь позвонили повторно, настойчиво и назойливо. Потерев переносицу, я недовольно поморщилась и посетовала, направляясь в коридор:
— Не принимай близко к сердцу, Жмур, но вот я сейчас почему-то очень сожалею о том, что в Новый год Дедушка Мороз порадовал меня таким оригинальным подарком. Лучше б это был Северный Олень… С ним я хоть знаю, что можно сделать.
Глава 2
Ночь. Улица. Фонарь. Аптека…
Тьфу ты! В смысле, утро, второе января, кухня, труп на кухне и я, во всей своей неповторимой мрачности и саркастичности. А, и писк тамагочи, да. Эта чёртова машинка, что б Шуту икалось в ближайшие несколько дней, пищала уже минут так пять. И я прекрасно знаю, что надо этой адской игрушке. Оно. Хочет. Жрать!
И в этом желании оно, увы, не одиноко. Потому как есть хотят все здесь присутствующие. Вот только по тому самому, непререкаемому и стабильно срабатывающему закону подлости, только тамогочи еду и получит. А всё почему?
А всё потому, что кто-то очень умный, очень неразговорчивый и очень по голове стукнутый решил изобразить небезызвестного миру Гордона Рамзи. И кактус бы ему в помощь, если бы это непотребство происходило где-нибудь за пределами моей бедной, одинокой, но бережно лелеемой кухни!
— Ну и как это понимать? — подперев щёку кулаком, я лениво и даже почти спокойно помешивала сахар в чае. Жмурик смущённо опустил голову, сложив руки на коленях. — Не, я обеими руками «за», что бы на моей кухне когда-нибудь готовил мне завтрак обалденный мужик, в одном фартуке. Но веришь, нет, Жмур, я вообще-то предпочитаю просыпаться самостоятельно, а не под корейские матерные вопли. И нет, я не знаю корейский! Но интонации были ну очень уж выразительные!
Парень тяжко, протяжно вздохнул, бросая на меня виноватые взгляды. И ненавязчиво так пододвинул поближе тарелку с наспех настроганными бутербродами. Их размеру и форме позавидовал бы Веник, съедающий даже то, что в принципе на съедобно: большие ломтики хлеба, колбасы и сыра. Всё это украшено кусочком помидора и листиком петрушки.
И я в упор не помню, откуда она у меня взяться-то могла. Петрушку я не очень люблю. Предпочитаю кинзу сушить, но если он добавил в бутерброды кинзу… А впрочем, почему бы и нет?
Стащив один из кособоких бутербродов, я откусила, прожевала, запила чаем и вздохнула:
— Ладно, будем считать, что сожжённую кастрюлю, разлитое по полу масло и рухнувшего на пол тебя, вместе с несчастным кактусом… Который мне, кстати, подарила близкая и любимая подруга! В общем, будем считать, это я тебе простила… Но ей богу, Жмур, на кухне, без моего ведома, не появляться! Это понятно, корейская ты чума рукодельная?
Труп вздохнул снова и согласно кивнул головой, взяв себе самый скромный, по его мнению, бутерброд и принялся жевать. Периодически кидая заинтересованные взгляды на надоедливо пищавший тамагочи. Я тоже посмотрела на эту игрушку, скептично разглядывая экранчик и продолжая жевать гигантскую композицию из еды.