— А я вас ещё не отпускал, — ласково улыбнулся Котов.
От его улыбки веяло каким-то… безумием, что-ли. Раньше он так не улыбался. Никогда.
— Даже так? — шеф высокомерно задрал подбородок.
— Что случилось, Яш? — вырвалось у меня. — Тебя кто-то прессует?
— А нежити вообще слова не давали! — рявкнул майор. — Скажи спасибо, что не в серебряном наморднике ходишь.
И вот тут меня накрыло.
Холодная, как газировка из автомата, волна ярости затопила сознание. Она клокотала в груди, заставляла кулаки сжиматься до боли в суставах и отрывала пятки от пола.
И внезапно я понял: это не моя ярость. Это шеф. Через нашу с ним новообретённую связь я чувствовал его эмоции.
Грубость майора была настолько неожиданной, настолько не вязалась она с тем, что мы о нём знали, что вызывала оторопь.
Никогда раньше он не давал понять, что моё не-мёртвое состояние его как-то заботит. Мы всегда были по одну сторону баррикад, в одном окопе.
Что же изменилось?..
А шеф уже водил руками вдоль ауры Котова, задумчиво щупая воздух кончиками пальцев и поджимая губы.
— Ничего не чувствую, — наконец сказал он. — Это не сглаз, не порча, не гипноз… Просто майор Котов вдруг, внезапно, перестал быть нашим другом.
Говорил он не скрываясь, словно майора в кабинете не было.
Лицо последнего налилось багровой тяжестью, нижняя челюсть задрожала, руки сжались в громадные кулаки…
— МОЛЧАТЬ! — рявкнул майор. Изо рта его полетели ошмётки слюны, глаза были совершенно белые: зрачки ужались в булавочные острия.
Алекс кивнул и молча устроился на стуле напротив стола, а потом посмотрел на того выжидательно, подняв одну бровь.
Майор ещё немножко подышал, желваки тяжело перекатывались на его щеках.
Затем он вытащил платок и промокнул лысину.
— Прошу прощения за срыв, господин Голем, — как бы нехотя произнёс майор. — Столько навалилось, что впору в петлю.
Шеф всё также молча наклонил голову — слегка.
Набулькав, стуча горлышком о край, воды из графина, Котов выпил её залпом, как лекарство, и со стуком поставил стакан на стол.
А потом сказал всё тем же казённым голосом:
— В связи с поступившим количеством жалоб, а также оставляющим желать лучшего качеством работы, освобождаю вас, господин Голем, от занимаемой вами должности штатного дознавателя. Также, агентство «Петербургские Тайны» лишается лицензии на проведение ночных экскурсий, равно каких-либо ещё экскурсий, вплоть до последующего уведомления. Удостоверение и оружие прошу сдать.
У меня отвисла челюсть.
Шеф тоже молчал — находился в аналогичном моему ступоре.
— Имея информацию о содержащемся в вашем доме арсенале, сегодня в семнадцать ноль-ноль ждите команду по изъятию оного, — добавил майор.
Я икнул.
Конечно же, Котов знал о нашем подвале, и о тире и обо всём остальном!
Удар ниже пояса.
— Это всё? — кротко спросил Алекс.
— Всё, — послушно подтвердил Котов.
— Тогда позвольте один вопрос, милостивый государь.
— Спрашивайте.
— Кто будет осуществлять вместо нас ночные экскурсии?
На мгновение — мне показалось — в глазах майора мелькнула растерянность.
— Ночные экскурсии отменяются, — объявил он. — Общее патрулирование города будет осуществлять мой особый отряд быстрого реагирования.
— Ну хоть что-то, — буркнул Алекс. — Желаю удачи. Мы… Можем быть свободны?
Майор уже писал пропуск.
— Будьте дома сегодня в семнадцать ноль-ноль, — повторил он, протягивая бумажку.
А потом указал на дверь.
Алекс поднялся.
— Господин Голем, — вновь позвал майор. — Ничего не забыли?..
И многозначительно похлопал лопатообразной ладонью по столешнице.
Алекс закаменел лицом.
Я был уверен: сейчас он бросил майору перчатку, и даже сделал вдох…
Но шеф молча полез во внутренний карман фрака и вытащил коричневой кожи книжечку. Я достал свою, и мы одновременно положили удостоверения на стол.
— Оружия при себе не имею, — высокомерно бросил Алекс. — Можете обыскать.
Зная порядки заведения на Суворовском, шеф оставил трость в лимузине.
Майор милостиво кивнул.
На меня он даже не смотрел — словно я мебель, или куст какой…
— Что это было? — первым делом спросил я, когда мы вышли на свежий воздух.
— Я знаю ровно столько, что и ты, — угрюмо ответил шеф, сбегая по ступенькам.
Что характерно: револьвер у него был при себе, я это знаю точно. Шеф в принципе никогда не выходил из дому без револьвера.
Котов об этой его особенности знал. И тем не менее, сделал вид, что верит на слово.
Или… Он просто забыл?
— У нас и правда отнимут весь арсенал? — задал я следующий вопрос.
— Вестимо, — буркнул шеф, влезая в тёмное нутро лимузина. — Но до пяти вечера ещё много времени.
— Предлагаете кое-что припрятать? — быстро спросил я.
Просто сам я об этом думал с тех пор, как майор озвучил время изъятия.
Ведь зачем-то он это сделал, а?
Ведь мог бы — полномочия позволяли — нагрянуть с отрядом спецназа к нам домой, в то время как мы ни сном, ни духом. Но вместо этого вызвал к себе, наорал… И фактически, предупредил.
— Помнишь, мон шер, как мы с тобой были в рабстве у графа? — спросил шеф.
Прекрасно помню. Жуткое, выводящее из себя бессилие сделать что-либо против его слова. Муторная тоска, это чувство безысходности…
— Так вот тут совсем другое, — сказал шеф. — Такое чувство… — он пошевелил пальцами в воздухе. — Что Яшу кто-то просто убедил: ТАК будет лучше.
Я кивнул.
В таких вещах шефу я верил безоговорочно: интуиция, помноженная на громадный опыт, давали ему возможность судить точно и непредвзято.
— Воля у этого убеждальщика должна быть железобетонная, — сказал я.
Зная майора Котова, как знаю его я — побывав не в одной переделке, и не единожды готовясь умереть — рядом, плечом к плечу…
— Набери отца Прохора, — приказал Алекс.
Я и сам уже думал обратиться к чудо-отроку. Чем-то же можно майору помочь? Святой водой окатить, псалтирем по башке огреть…
Без него нам будет хреново. От слова совсем.
— Не отвечает, — сказал я спустя двадцать с лишним мучительно-долгих гудков.
Я вспомнил, как святой отец восседал на сцене театра, в новой рясе, с крестом на всё пузо и с распущенными по плечам жиденькими волосёнками.
Ничего не осталось от чудо-отрока в яркой кенгурушке и с хаером до середины спины.
— А прокатимся-ка мы за город, а? — легкомысленно предложил шеф. — К обедне аккурат поспеем.
Дорога до церкви святого Николая-угодника, в которой служил отец Прохор, отняла более часа.