Он ушел.
Но зато теперь я знаю, зачем он приходил.
Это был крик о помощи.
Шаман сам этого не осознаёт, но ему очень, очень страшно. Его к чему-то принудили, обязали что-то сделать. Взамен пообещав… Что? Нетрудно догадаться: бессмертие.
ОНИ — он сам их так называл, так что и я пока буду. Так вот, ОНИ умело сыграли на его неокрепшем эго, показали, что есть и ДРУГИЕ — к обществу которых он не принадлежит… Но может — если выполнит то, что от него хотят.
Он одинок. И напуган. И не может обратиться за помощью ни к кому, потому что никому не доверяет.
Его как магнитом потянуло ко мне, единственному, кто выпадал из привычной системы координат.
И единственному, кто мог — он это чувствовал подсознательно — ему помочь.
Бедный пацан. Живёт в своём вывернутом наизнанку мире, никому не верит, и уже сам не может отличить правду от лжи.
Надо узнать, кто задурил ему мозги.
Я задёргался.
Ячейки сети впились в кожу раскалёнными клещами, но это было не самое страшное.
Где-то там, в ночи, маленькая девочка.
Если Маше повезло, если она сумела выбраться, если она сумеет передать моё сообщение Антигоне…
То всё станет ГОРАЗДО хуже.
Потому что я ошибся. Шаман — совсем не то, чем кажется.
Я попытался успокоиться.
Дыши, поручик. Вдох — выдох…
Подобно Шаману, я уже не знал, моя это мысль, или меня поддерживает Алекс. Сквозь время, сквозь расстояние, шеф общается со мной, направляет меня. Или… Мне так хочется думать?
Но сейчас это было не важно: главное, что мысль была дельная, и правда помогла успокоиться. К сожалению, ненадолго.
ВЫСТРЕЛЫ!
До меня не сразу дошло, что кто-то стреляет из пистолета прямо здесь, в здании.
А когда дошло, я почему-то сразу подумал о Маше.
И вот тогда я рванулся изо всех сил.
Не знаю, как мне это удалось, но сеть подалась. Ячейки растянулись до предела, а затем начали лопаться, одна за другой.
Серебро — мягкий металл. Но тот, с воняющим безумием разумом, говорил что-то о сплаве. Золото, медь, ещё что-то…
Я и сам не поверил, что у меня получилось. Вероятно, всё же осталось больше сил, чем я думал.
Всё дело в правильной мотивации, мон шер ами. Всё дело именно в ней.
Шеф прав. Хорошая мотивация помогает.
Но хорошая мотивация плюс сила стригоя помогают ещё лучше.
Глава 24
Конечно, плющ и канат в спортзале — это две большие разницы.
Маша ободрала все ладошки, порвала комбинезон — на коленках и на животе, потеряла одну тапочку, а ещё одна противная ветка поцарапала ей щеку.
Видели бы меня сейчас ребята из детдома, — с восторгом и затаённым ужасом думала девочка. — Уважуха на полгода вперёд, не меньше.
Я — крутая. Это признали бы все, даже Пашка Послед, потому что спуститься с третьего этажа по плющу — это гораздо круче, чем иметь ножик с восемнадцатью лезвиями.
Но оказавшись наконец на земле, Маша сразу упала. Просто коленки подогнулись сами собой, а в животе образовался противный ком, который норовил выскочить наружу, сведя на нет всю предыдущую крутотень.
Хорошо всё-таки, что здесь никого нет, — с облегчением подумала Маша, согнувшись над мёрзлой травой и издавая такие звуки, которые смелые девочки не издают.
— Что с тобой? — спросил мыш, порхая над её головой.
— Ничего, — тихо гордясь собой, ответила девочка. — Всё в порядке. Только вот… — она растерянно осмотрела рваный комбинезон, грязную босую ногу… — Вряд ли в таком виде можно бежать из интерната.
— Почему? — таких тонкостей мыш Терентий тоже не улавливал. — Какая разница? Ты жива, ты можешь двигаться… Пойдём отсюда скорее!
— Нет, — Маша проявила свойственную почти-девятилетним девочкам прозорливость. — Наверняка Очкастый уже спустился во двор. Сейчас он заставит людей в серых халатах прочесать территорию.
Ей очень нравилось, как это звучит: «прочесать территорию». Жалко только, что применяется этот термин по отношению к ней.
— Они тебя поймают? — ужаснулся мыш.
— Нет, если я спрячусь, — Маша зябко пошевелила босыми пальчиками и оглядела двор критическим взором.
Во дворе было пусто. Жухлая трава полегла от ночных заморозков, периметр — ещё одно великолепное, звучное слово — просматривался целиком, до самого забора.
За которым, по словам Терентия, ждёт Рамзес…
Но до встречи с добрым псом ещё очень далеко, — Маша вздохнула. — Если я сейчас наделаю глупостей, если поведу себя, как маленькая девочка…
Надо срочно повзрослеть, — решила она. — Ненадолго, пока не закончится квест. А потом я опять стану такой, как раньше.
Итак, — Маша глубокомысленно наморщила лоб. — Что бы я стала делать, если бы мне было почти пятнадцать?
Пятнадцать, по мнению Маши — это ПРЕДЕЛЬНЫЙ возраст для нормального человека. Дальше начинается пожилая жизнь, за которой следует неминуемая старость.
Что будет, когда она доживёт до ДВАДЦАТИ, Маша даже не старалась себе представить. Может быть, у неё даже будет ЖЕНИХ — как у Розочки.
Но это уже совсем, совсем другая жизнь, о которой можно не думать, потому что это будет уже не Маша, а какая-нибудь там Мария — совсем другой человек.
Наморщив лоб, она замерла на минутку, полностью уйдя в себя — это всегда помогало, когда требовалось решить трудную задачку. А нынешняя задачка была потруднее всего, что Маша могла припомнить.
Сосредоточиться мешала замерзающая нога. Девочка и так пыталась пристроить её поверх другой ноги, всё ещё обутой в тапок, но холод проникал через дырки на коленках, на плече, на животе… От комбинезона, что греха таить, остались одни тряпочки.
Если она заявиться в таком виде в город, её схватит первый же полицейский патруль. Да, да, да, они всегда хватают плохо одетых детей, хотя те им ничего плохого не сделали…
Маша это знала на собственном опыте — когда-то её, крошечную замарашку, поймали на площади Ленина в Симферополе, где она показывала фокусы за конфеты.
О том, что в конечном итоге она попала в детдом, Маша не жалела — в общем и целом, конечно.
Но несколько дней, проведённые в детском изоляторе, оставили самые неприятные впечатления.
Её побрили наголо! Этого позора она полицейским так и не простила, так что попадать в их загребущие лапы ещё раз абсолютно не собиралась.
А для этого надо выглядеть, как хорошая девочка, — Маша поморщилась. — Ох уж эти хорошие девочки… Зачем их ВООБЩЕ придумали?
И тут Маша вспомнила одно немаловажное обстоятельство.
Там, на первом этаже интерната, была целая комната, заваленная детскими вещами! А ещё…