Всегда восхищался способностью шефа отключаться вот так, посреди процесса. Откроет глаза через пять минут и будет свежим, как огурец с грядки.
Я так не умел.
Из головы не шел наш ночной гость, злила беспечность девчонок, теплился интерес к соседскому дому… Почему кот-перевёртыш проник именно к ним? Решетка не в счёт, он мог перепрыгнуть забор в любом месте — и оказаться сразу у нас. Зачем он ходил к соседям, обычным, ничем не примечательным, людям?
Единственный закон, которого до сих пор придерживались все сверхъестественные существа: люди не должны ничего знать.
Слишком многие помнили костры.
А ведь с тех пор людей сделалось гораздо больше…
Неловко держа цилиндр на коленях и так и не решаясь натянуть белые перчатки, я смотрел на город.
Пока всё по-прежнему. Несёт свои тяжелые воды река, тускло догорают рассветные фонари, прохожие спешат, не глядя друг на друга, по самые веки закутавшись в тёплые шарфы.
Ненавижу холод.
Одна из причин, по которой я подался служить в Сирию — там всегда тепло.
Неожиданно лимузин скакнул вперёд — как дрессированный мустанг. Сменил ряд, затем ещё раз…
Я оглянулся.
Вон тот чёрный, как гроб, Гелендваген. Не самая лучшая машина для слежки.
— Эй, шеф, — я тронул Алекса за колено.
Тот открыл глаза и сел прямо — так, словно и не спал. Сразу уловил суть проблемы: наш лимузин вилял по дороге, как маркитантская лодка. Обгонял, подрезал — словом, пытался оторваться.
Выглянув в заднее окошко, Алекс полез за револьвером.
— Вы знаете, кто это? — спросил я.
— Понятия не имею, — весело откликнулся шеф. — Это имеет значение?
Я коротко прикинул.
— Наверное, нет.
И тоже полез за оружием.
Кончиком трости Алекс постучал в перегородку. Та немедленно поползла вниз, открывая пышную причёску афро, хрупкие плечи под ярким полосатым пончо и тонкие, очень смуглые руки на баранке.
— Здравствуй, Суламифь, — сказал шеф. — Далеко ещё?
Я не ошибся насчёт водителя. Суламифь — стригойка из гнезда Тараса. Мы познакомились на Газпром Арене, когда сражались против графа.
— Не так, чтобы очень, — сморщила носик стригойка. — Но оторваться можем и не успеть.
— Они прекрасно знают, куда мы едем, — усмехнулся Алекс. — Цель — не дать нам туда добраться.
— Ассамблею перенесли по той же причине? — кисло спросил я. — Не хотели вас видеть?
— Нас, поручик. Видеть не хотели НАС. Привыкай.
До поручика меня «повысили» как раз после битвы с графом. Это произошло как-то само собой: был кадет — стал поручик.
Я не спорил.
Какая разница, как шеф меня зовёт?..
Вот прозвище «ручной стригой» — это было обидно.
— Сверни-ка вот здесь, — Алекс постучал Суламифь по плечу.
— Слишком узко, — буркнула та. — Не развернёмся.
— Ничего. Там сквозной проезд.
Нажав на педаль газа, стригойка заложила крутой поворот. Машину она вела так, словно это был не шестиметровый монстр, а лёгкая малолитражка.
С обеих сторон нас сдавили стены домов.
Знакомое место, — определил я. — Где-то в этих подворотнях находится «Заупокой».
В бар для нежити мы наведывались нечасто.
Меня здесь не любили.
— Останови, — скомандовал шеф в тот момент, когда лимузин почти коснулся дверцами стен. — А теперь открой люк.
Геленд протискивался за нами. Как терьер в узкую нору.
Хитёр шеф, — он уже вскочил на сиденье и торчал по-пояс в люке, направив револьвер в сторону преследователя.
Люка на крыше у мерса нет, а дверцы они теперь не откроют…
Выстрел прокатился по узкой шахте проулка, как шар для боулинга.
Подождав пару секунд, шеф выстрелил ещё раз.
Стекло пуленепробиваемое, — я наблюдал из салона, надобности в моей помощи пока не было. — Им остаётся или сдать назад, или ждать, пока у шефа не закончатся патроны. Или терпение.
После третьего выстрела стекло Геленда треснуло.
Ага, — я дёрнул уголком рта. — Шеф решил не мелочиться. Знаменитые в узких кругах «пробойники».
Дорого, зато надёжно.
Далее преследователи ждать не стали: выбив треснувшую лобовуху на капот, пассажиры геленда тоже принялись палить…
Алекс нырнул в салон, Суламифь тут же закрыла люк.
И всё равно грохот выстрелов побил все мыслимые рекорды.
— Едем?
Негритянка сжала руль так сильно, что костяшки пальцев побелели. Нога её напряглась над педалью газа…
— Ещё нет.
А я смотрел в заднее стекло. Если у них такие же, как у Алекса, пули — скоро оно треснет.
Шеф тем временем освободился от крылатки, перезарядил барабан револьвера…
Сообразив, что он задумал, я положил руку ему на рукав.
— Давайте лучше я.
Он прав. Надо узнать, кто это такой борзый.
— А если у них серебряные пули? — спросил Алекс.
— А если нет?
Содрав просторный плащ, я присел на сиденье, подобрав под себя ноги.
— Совсем в старики меня записал, — буркнул шеф обиженно.
— Просто вы знаете, что говорить на Ассамблее.
Суламифь открыла люк и я выбросил себя одним плавным длинным движением, приземлился на багажник лимузина и сразу ушел в кувырок.
Выстрелов я не слышал.
Точнее, все звуки слились для меня в один долгий тягучий стон, подобный удару колокола.
Скатившись с багажника, я мгновенно оказался рядом с гелендом и нырнул в него через пустой проём лобового стекла.
По запаху я уже знал, что там оборотни.
Не наши, чужие.
Пахло от них не псиной, а почему-то вазелином и ещё чем-то влажным, застойным.
Болотом?..
Было их всего двое, на передних сиденьях. Мне ничего не стоило поднырнуть под выстрелы и оказаться за их спинами.
В каждой руке у меня было по штык-ножу, и острия их упёрлись в ямки на шеях оборотней, в основании черепа.
Почувствовав, как по коже течёт кровь, чужаки перестали стрелять.
— Отлично, — я широко улыбнулся, показывая клыки. — Теперь поговорим. Что вам нужно?
Изо рта водителя полился такой поток брани, что показалось: слова оживают и чёрными жуками вгрызаются мне в лицо…
В следующий миг я понял: не показалось.
Жучки и впрямь были настоящими.
Огромных усилий стоило не бросить ножи и не вцепиться пальцами в собственную кожу, стараясь выдавить мерзких жучков, как фурункулы.
Вместо этого я чуть вытянул руку и один из штык-ножей вошел под череп водителя, перерезав позвоночный столб.
Тот сразу обмяк, изо рта вытекла струйка крови. По губам продолжали беспорядочно ползать жучки.