Спустя сутки ко мне в комнату заглянула сеньора. Она отыскала меня в шкафу среди вороха платьев. «Тебе надо поесть, — сказала она, ставя на кровать поднос с едой. — Выходи, не упрямься». Её голос звучал на удивление мягко.
Забившись в угол и зарывшись в тряпки, я следила оттуда за движением её рук. Она неторопливо намазывала маслом гренки, мешала ложкой сахар в чашке.
«Пообещай мне одну вещь, Джованна, — пальцы Маргарет, державшие нож, на секунду застыли. — Пообещай, что никогда не забудешь об этом… — но уже в следующее мгновение острое лезвие ловко вонзилось в ананас и молниеносным движением отсекло верхушку. — Тебе нужно быть очень умной и послушной девочкой. И ждать своего часа. А когда он придёт, ты отомстишь. И за себя, и за меня».
От фразы «послушная девочка» меня начало трясти.
После этого случая мы не виделись с доном Амаро несколько недель. Я даже начала думать, что он куда-то уехал. Но, услышав в коридоре его голос, я догадалась, что он попросту избегает меня.
То, что обо мне не забыли, я поняла, когда мою комнату с методичным постоянством стали заваливать подарками: игрушками, сладостями и новыми нарядами. Сначала я отказывалась на них даже смотреть. Потом любопытство пересилило, и я развязала ленту на одной из коробок.
Помимо этого мои покои обставили с такой роскошью, словно они предназначалась для маленькой принцессы: на фазенде дона Амаро они занимали целое крыло. Ко мне в услужение приставили горничную-француженку, которая являлась по первому зову днём и ночью. Были наняты лучшие учителя. В конюшне дона Амаро у меня был собственный вольер, где содержался мой личный пони.
Так началась моя странная жизнь в этом странном доме.
…Поместье сеньора Меццоджорно было одним из самых крупнейших в стране — около двух тысяч акров земли, на которой произрастала лучшая бразильская гевея. Однажды мне пришлось объехать его целиком вместе с доном Амаро — такой обширной территории, принадлежащей одному хозяину, мне впоследствии никогда больше видеть не доводилось.
— Завтра, Джованна, нужно будет проснуться пораньше: ты поедешь со мной на плантацию. Хочу показать тебе мои плачущие деревья, — как-то раз во время ужина скомандовал он.
Моему удивлению не было границ:
— А они, что, правда, плачут?..
Губы Маргарет скривила усмешка:
— Все, кто общается с ним, плачет.
— Ты можешь остаться дома, — холодно ответил ей дон Амаро.
— С превеликим удовольствием.
— А ты, Джованна, надень дорожный костюм. Мы поедем верхом.
…Утром, ни свет ни заря, едва я успела торопливо одеться и наскоро проглотить завтрак, опекун, схватив меня в охапку и посадив впереди себя на лошадь, повёз показывать свои земли. Когда мы отъехали от фазенды, дон Амаро спросил, знаю ли я, почему его называют каучуковым королём. Я пожала плечами. Он указал рукояткой хлыста куда-то вдаль, где опалово-зелёная лента бархатной струйкой воспаряла в небесную высь: «Видишь эти леса? Все они принадлежат мне».
Мы спустились со склона к ближайшей роще. И тут я заметила между белесых стволов снующие туда-сюда смуглые обнажённые спины. Жара стояла убийственная, поэтому многие работали нагишом, обмотав бёдра тряпкой. Одни мужчины делали на коре зарубку, другие прикрепляли к дереву сосуд, похожий на небольшой горшочек, в который начинало стекать вязкое матовое молочко.
— Знаешь, что это такое? — дон Амаро кивком головы указал на белые слёзы.
— Смола, — неуверенно ответила я.
— Это не просто смола, Джованна, это латекс.
Я наморщила лоб, услышав незнакомое слово.
— Ты знаешь, из чего сделана подошва на твоих сапожках?
Я, вытянув ногу, придирчиво оглядела мысок сапога, а потом перевела ошарашенный взгляд на дерево.
— Но ведь это же резина!
— Резиной он станет после специальной обработки. Я возьму тебя на завод, там ты всё сама увидишь. А теперь посмотри, как правильно делать насечки. Это целое искусство, Джованна. Если относиться к деревьям бережно, они послужат тебе ни один год. К сожалению, не каждый это понимает. Потому-то в округе уже давно повырубили все леса. Я единственный на всём побережье плантатор, кто думает не только о сегодняшнем дне. Остальные — варвары.
Дон Амаро пояснил, что надрезы на дереве нужно делать в полночь. А рано утром, до восхода солнца, собирать набежавший за ночь млечный сок. Однако чтобы производство каучука не останавливалось ни на минуту, работники на его фазенде трудились круглосуточно. Я, внимательно слушая его, разглядывала изборождённые шрамами деревья.